У директора. Химичка не явилась. (…) Директор (…) соглашается с моими доводами. Заявляет, что поведение химички исправится. Общественное дело — выиграно. (…)
11. II. Период морального равновесия пришел снова. (…) И главное — я укрепил в себе мои внутренние принципы и чувствую, что твердо следую им. (…)
О, как хорошо быть хорошим! (…)
Мои мысли о будущем, о философии, об истории, о моей любви. Но смысл моих мыслей в словах тонет, и мое задушевное звучит неискренне, когда порой я начинаю говорить. (…)
Но все же я рад, что люблю, что живу, что учусь. Все легко на свете… (…)
6. III. Только что я был на вечере, на еврейском вечере, посвященном столетию со дня рождения Менделе Мойхер-Сфорим. Странные, новые и приятные чувства испытал я. Это был почти единственный раз, когда я почувствовал свой народ и глубокая теплота к нему зародилась в моем сердце.
В сущности у меня нет народа. Дух еврейства чужд, непонятен, далек мне. По убеждениям я — интернационалист, а по духу… тоже. И все же что-то сближает меня с этим народом. И уверен я, что, приключись с ним еще какие-нибудь беды, я не уйду от него и смело приму вместе с моими братьями любое страдание.
И что-то мило мне в этих грустных еврейских песнях и что-то приятное есть в этом особенном еврейском юморе. Я люблю эти молитвы, которые читает по утрам дедушка, эти легенды, которые слышал я в детстве; люблю я и древних седобородых старичков и маленьких, суетливых, хохлатых человечков.
И все-таки далек мне этот народ. Раздольная волжская песня трогает больше мое сердце, чем унылая и надрывная песнь моего народа.
Язык моего народа не мой язык, его дух не мой дух, но его сердце — мое сердце. (…)
25. III. (…) Перелистал страницы дневника. Какая дрянь! Ни одной живой мысли, ни на йоту того, что составляет мое настоящее сердце. Почему это? Неужели я неискренен даже с самим собой? Или, может быть, я просто глуп и пуст, может быть, просто корчу из себя идеальную натуру, оставаясь на деле самым поганым человечком. Кто рассудит это?
Тоска! Тоска! Тоска!
Сегодня ходил с Вовкой Троицким в библиотеку, где работает его мамаша. Познакомился с заведующей этой библиотекой. Замечательная девушка лет восемнадцати! Пишет стихи. Говорил с ней долго на разные литературные темы. Она позволила мне приходить и брать книги. Замечательно!
Вовка пророчит, что я влюблюсь в нее… Не думаю… А, впрочем, кто знает?!
Читаю Ключевского, Гейне, Верхарна, Гончарова и Ромен Роллана сразу. (…)[60]
ОБ АВТОРЕ
Юрий Павлов
ЖИЗНЕННЫЕ ' СЛАБОСТИ' ДАВИДА САМОЙЛОВА
Михаил Пришвин, рассуждая о соотношении образа жизни и творчества, акцент делал на качестве своего поведения как главном условии появления 'прочных вещей'.
Независимо от Пришвина Лидия Чуковская в письме к Давиду Самойлову от 4–5 марта 1978 года утверждала, что 'правильный образ жизни для каждого — свой' ('Знамя', 2003, № 5). Сам Самойлов неоднократно размышлял на данную тему. Он не только отмечал собственную приверженность к удовольствиям, к 'физической' жизни, но и считал, что эта 'слабость' — единственное условие, позволяющее ему считать себя поэтом (письмо Л.Чуковской от середины августа 1979 года // 'Знамя', 2003, № 6).
Михаил Пришвин, рассуждая о соотношении образа жизни и творчества, акцент делал на качестве своего поведения как главном условии появления 'прочных вещей'. Независимо от Пришвина Лидия Чуковская в письме к Давиду Самойлову от 4–5 марта 1978 года утверждала, что 'правильный образ жизни для каждого — свой' ('Знамя', 2003, № 5). Сам Самойлов неоднократно размышлял на данную тему. Он не только отмечал собственную приверженность к удовольствиям, к 'физической' жизни, но и считал, что эта 'слабость' — единственное условие, позволяющее ему считать себя поэтом (письмо Л.Чуковской // 'Знамя', 2003, № 6).
О том, что данная мысль не случайная, не проходная для Самойлова, свидетельствуют и другие его высказывания. Например, 5 сентября 1988 года он записал в дневнике: 'Непостижимым образом недостатки поэтов переходят в достоинство их стиха — раболепство Державина, расхристанность Есенина, сдвинутость Бродского'. (Здесь и далее в статье поденные записи и дневники поэта цитируются по книге: Самойлов Д. Поденные записи: В 2 т. — М., 2002).
Итак, нас будет интересовать жизнь Давида Самойлова, точнее, 'слабости', которые он признавал и не признавал.
'Евреи, выпьем скорее!' Этот тост Михаила Светлова, обращённый к Давиду Самойлову и Борису Грибанову, друзьям нравился. А еще больше им нравилось пить… В Коктейль-холле, в ресторане ЦДЛ, 'Арарате' и многих других местах.
В мемуарах Б.Грибанова 'И память-снег летит и пасть не может' о пьянстве говорится, пожалуй, чаще, чем о чём-либо. Причиной тому — страсть к алкоголю и Д.Самойлова (главного героя воспоминаний), и его окружения. И если Б.Грибанов об этой страсти своих друзей говорит как о норме поведения или даже достоинстве, то А.Немзер, автор послесловия к книге Д.Самойлова 'Поэмы', данную тему применительно к герою своей статьи обходит стороной. Пьянство же вообще А.Немзер оценивает негативно, как, прежде всего, национально-русское явление.
Известно, что поводом к написанию поэмы Д.Самойлова 'Канделябры' явилась дискуссия 'Классика и мы'. А.Немзер, как свидетель событий, в комментариях к поэме сообщает: 'Наряду с самой обстановкой собрания в ЦДЛ, где по всегдашнему обычаю, независимо от идеологических поворотов, витал тяжёлый хмельной дух, верно примеченный в 'Канделябрах' М.С. Харитоновым…' Критик понятно почему прошёл мимо, не заметил самого главного в высказывании Марка Харитонова, того, что делает неубедительной ссылку Немзера на него. Приведу эту часть суждения писателя, выделив главное: 'Я читал её (поэму 'Канделябры'. — Ю.П.) первый раз в состоянии сильного подпития, и мне показалось, что она именно об этом состоянии…'
Хмельной дух, как явствует из поэмы, исходит от 'чёрных поэтов', так первоначально назвал своё произведение Д.Самойлов. А прототипами этих поэтов и непоэтов, по версии Давида Самойлова, были Ст. Куняев, В.Кожинов, П.Палиевский и другие 'черносотенцы'. Интересно, что в поденных записях и дневнике Самойлова названные и неназванные участники дискуссии — представители 'русской партии' — пьяными в период с 1960-го по 1990-й годы не упоминаются вообще. Один раз встречается 'полупьяный Куняев' (18 ноября 1968 г.), а о Кожинове в данном контексте сказано следующее: 'Неожиданно, спьяну, из ЦДЛ попал к Кожинову' (1 марта 1971 г.).
В подённых записях Д.Самойлова в этой связи называются авторы официозного и леволиберального направлений. Вот только некоторые из них: 'С Тоомом дали большой загул' (28 ноября 1960 г.); 'Вечером с В.Некрасовым, Изей, Лёлей Волынским, Сашей Лебедевым ужинали в ЦДЛ. Потом поехали к Жене Герасимову на рождение. Сильно пили, читали стихи' (5 ноября 1962 г.); 'Пьяный старик Антокольский' (28 января 1963 г.); 'Пьяный Наровчатов' (6 февраля 1963 г.); 'Меня с Винокуровым встретила пьяная Белла. Заставила (??? — Ю.П.) нас ехать к ней, покупать (? — Ю.П.) водку и пить (??? — Ю.П.). <…> Даже стихи она читала вяло и всё рвалась пить' (12 января 1963 г.); 'Он (М.Светлов. — Ю.П.) очень худ, небрит, пьян. Таков он всегда' (28 апреля 1963 г.); 'Хмельные (Самойлов и Малдонис. — Ю.П.) отправились к
