отделения, 'переутомилась с учёбой' и её отец Лазарь Израилевич дал деньги на поездку в Сочи. Примечательно, что сопровождал Лялю не муж, а богатый поклонник Яков Кронрод, доктор наук, экономист и т. д. Какие функции тот выполнял, остаётся догадываться…
Нестандартная ситуация с точки зрения того народа, о котором не раз позже резко-негативно писал Д.Самойлов, получила специфическое продолжение. После возвращения Ляли отдыхать был отправлен Давид, правда, уже в Минеральные Воды. Вспыхнувший здесь роман с 'танцоркой' потребовал столько денег, что Самойлову пришлось продать и золотые часы, подаренные тестем. После возвращения в Москву ситуация была легко исправлена. По словам Грибанова, Самойлов получил 'небольшой перевод' (не уточняется, от кого) и купил себе такие же золотые часы.
Вообще, Б.Грибанов, как и Д.Самойлов в поденных записях, много говорит о скудости, бедности жизни и в качестве своеобразного подтверждения приводит эпиграмму своего друга:
Однако такое количество денег не мешало Грибанову после окончания работы соблюдать следующий ритуал: 'Я шёл пешком, минуя улицу Горького, где находился Коктейль-холл, и заглядывал туда, зная точно, что обязательно застану там, несмотря на позднее ночное время, кого-нибудь из друзей или просто знакомых'.
Оказывается, в 'страшные годы сталинщины' бедные поэты могли себе позволять такое и не только такое. Как-то зав. производством Коктейль-холла обратился к Грибанову и Самойлову с просьбой покрыть недостачу в момент неожиданно появившейся ревизии. 'На его везение, мы в тот день были при деньгах и, не говоря ни слова, выдали требуемую сумму'. В другой главе, 'Инопланетянин из Парижа', сообщается, что, помимо ресторана ЦДЛ, излюбленным местом обедов друзей было кафе 'Арарат', где 'подавали великолепную форель, доставляемую самолетами с Севана', 'восхитительные чебуреки'.
Вообще, как следует из подённых записей самого Самойлова, его слабость — это долгие трапезы, обеды на полдня с обильным употреблением спиртного, обеды, периодически переходящие в загулы.
…Конечно, такие застолья, сохранявшиеся несмотря на все тяготы эпохи, можно было устраивать, имея немалые деньги'. ('Наш современник', 2007, № 9).
Естественно, материальные проблемы у Самойлова периодически возникали по разным причинам. И в не последнюю очередь потому, что жил он на широкую ногу, часто тратя деньги, мягко говоря, не на семью. Так, 20 ноября 1962 года Давид Самойлов делает такую запись: 'Весь вечер провозился с пьяным ничтожеством Светом Придворовым. Это грубая, глупая, запойная скотина. Жена его, цыганка Вера, беззаботна и мила, как птица. Из-за неё я и таскался с ним. Домой прибрёл ночью, прогуляв деньги, нужные весьма'.
Следует помнить и о том, что Д.Самойлов, в отличие от многих действительно бедствовавших поэтов, большую часть жизни-творчества, по его выражению, 'шабашил переводами' (Письмо П.Горелику от 12 июня 1967 г. // 'Нева', 1998, № 9). Деньги за них платили приличные, и у 'кормушки' находились друзья либо 'свои'. Данный факт Давид Самойлов особо не скрывал, о чём писал не раз. Например, 23 января 1970 года он сообщает другу Петру Горелику: 'Грибанов сейчас становится зав. редакцией 'Всемирной литературы'. Переводить для него одно удовольствие — тираж 300 000…' ('Нева', 1998, № 9).
И что бы ни говорил о своей бедности Д.Самойлов, что бы ни писали о его нищете мемуаристы и критики, для меня помимо жизни на широкую ногу показателем его благосостояния являются следующие факты. В отличие от многих писателей, долгое время не имевших своего жилья, от Н.Рубцова до В.Белова, у Давида Самойлова была родовая квартира. Вот как она выглядела со слов Станислава Куняева: 'Квартира Самойловых, в которую я вошёл в сопровождении радушного и слегка хмельного с утра хозяина, показалась мне необъятной — многокомнатной, с высоченными, потемневшими от времени потолками, украшенными то ли виньетками, то ли барельефами' ('Наш современник', 2007, № 9). В январе 1976 года Самойлов купил дом в Пярну. В марте следующего года получил квартиру в Москве. И в этом случае, как и во многих других, его прогнозы не оправдались. 20 ноября 1976 года он записал: 'Меня, кажется, лишают квартиры за общение с А.Д. Сахаровым в публичном месте (ЦДЛ)'. Не только не лишили, а дали пятикомнатную квартиру. Эта немаловажная деталь в поденных записях и в комментариях к ним, конечно, умалчивается.
Невольно вспоминаю однокомнатную квартирку Владимира Личутина, которая до сих пор остаётся единственной собственностью семьи в 4 человека…
…Не знаю, почему Д.Самойлову пришли в голову столь мрачные, фантастические мысли, которые он зафиксировал 10 февраля 1985 года: 'Я настолько никому неинтересен из властей предержащих, что и бить-то меня, скорее всего, не станут. Просто так задушат'.
Я представляю, как порезвились бы, комментируя эту запись, наши 'смехачи' от В.Бушина до Б.Сарнова. Но я — человек, напрочь лишённый одесского чувства юмора, продолжу. Самойлов, видимо, надышавшись перестроечных паров, 12 апреля 1987 года делает очередную неожиданную и загадочную запись: 'Не сказать ли мне на вечере в ЦДЛ речь, после которой меня закроют?'
Через год с небольшим вместо закрытия Давид Самойлов получил Государственную премию СССР!!!
Как следует из записи от 23 декабря 1987 года, данный результат обеспечен во многом стараниями Игоря Васильева. Он характеризуется поэтом так: 'Это умный, порядочный, опытный чиновник от культуры. Ко мне у него осталось тёплое чувство с ифлийских времён'. Так неожиданно, с подачи самого Самойлова, в очередной раз подтвердилась версия Станислава Куняева об ифлийцах, версия, которую Давид Самойлович так произвольно изложил в интервью с говорящим названием 'Суетливость не пристала настоящим мастерам' ('Юность', 1990, № 9). Кто поспособствовал 'настоящему мастеру' семью годами раньше, когда он получил орден Дружбы народов, не уточняется.
Александр Солженицын в статье 'Давид Самойлов' утверждает, что еврейская тема в стихах поэта полностью отсутствует ('Новый мир', 2003, № 6). Сын Самойлова Александр Давыдов с мнением Солженицына не согласен и в своем ответе писателю ('Свои — чужие' // 'Новый мир', 2004, № 1) называет стихотворения, в которых звучит еврейская тема, — 'Двое', 'Еврейское неистребимо семя…', 'Девочка'. К ним, конечно, нужно добавить поэму 'Канделябры'. Она, как следует из записи Д.Самойлова от 19 февраля 1978 года, своеобразный отклик на известную дискуссию 'Классика и мы', отклик, прежде всего, на якобы антисемитские выступления П.Палиевского, Ст. Куняева, В.Кожинова. О самой дискуссии и о волнующей Самойлова проблеме мне уже приходилось писать ('Наш современник', 2007, № 12), поэтому ограничусь лишь констатацией абсурдности данного обвинения.
Вообще же, очевидно несоответствие между минимально-видимым наличием еврейской темы в творчестве поэта и тем большим местом, которое она занимает в мыслях, оценках, жизни Давида Самойлова. Эту 'слабость' он, в отличие от других слабостей, не озвучивал.
Меньше чем за два года до смерти Самойлов о своем еврействе писал следующее: 'Если меня, русского поэта и русского человека, погонят в газовую камеру, я буду повторять: 'Шема исроэл, адэной элэхейну, адэной эход'. Единственное, что я запомнил из своего еврейства' (4 июня 1988 г.).
Это высказывание поэта, казалось
бы, закрывает тему еврейства Давида Самойлова и одновременно свидетельствует, что данная тема не случайна. Мысль о газовой камере может прийти только в голову человека, осознающего свое еврейство. И действительно, во многих жизненных и творческих проявлениях Самойлов был евреем. О некоторых из них обстоятельно и тонко сказал Станислав Куняев в статье 'Лейтенанты и маркитанты' ('Наш современник', 2007, № 9).
Долгое время еврейское и советское начала существовали в Самойлове диффузно-неразрывно. Одно
