Здесь в доме умер мой отец.Мне с давних пор знаком и дорогЗдесь каждый шум, и каждый шорох,И стон дверей, и скрип крылец.Нет, он не крепость, этот дом.Он просто слишком много значит.Здесь по утрам шумит и плачетИ радуется мой малец. А летом здесь гостей полно И щёлкает пингпонный мячик. При ветре тополь, как незрячий, Неловко тычется в окно. Дичают яблони. Цветёт Шиповник около забора. И пьют друзья для разговора Коньяк и кислое вино.Здесь осень — время тишины —Играет в соснах под сурдинку.Мелькнёт на солнце паутинка,Как первый проблеск седины.И дятел бьёт о ствол сухой,Как одинокий цеп по току.И облака плывут к востоку,Как полногрудые челны.
60-е гг.
Двое
В освещенье нескольких свечекПрокурор сидит и ответчик,И ответчик и прокурор.Постоянно меняются ролиНа театре крови и боли —Повелось это с давних пор. Подают друг другу бокалы — И неистовы и усталы, Доливают друг другу вино. А потом, друг друга жалея, Подливают в вино елея. Началось это так давно.А вокруг, вкушая напитки,Восседают свидетели пыткиИ снимают нагар со свечей.И не знают, что сбились с кругаЭти двое, друг из-за другаПотерявшие смысл речей.
80-е гг.
' «Года-Любовь». Я там себя узнал '
С.Е.
«Года-Любовь». Я там себя узнал, В твоём наброске. Или же ошибся? Но тот обломок гипса Меня напоминал.Нет, он скорей напоминал тебя тех лет,Когда писала, надышав на гладь стекла,Прощальный бред.Разлукам не было числа. Я не любил тебя, Как сорок тысяч братьев. Томился, не любя. И полюбил, утратив.Я виноват, что не хотел тебя лепитьИ что твоим страстям тебя я продал в рабство,Что, не умев любить,Поверил поцелуям братства. «Года-Любовь». Года, любовь и боль, И память всё смиренней. Лишь слышны отзыв и пароль Двух судеб, двух стихотворений.