лечения?» На что доктор Кельно ответил: «Я настаивал на аккуратном ведении записей Я считал это исключительно важным, чтобы впоследствии не возникало никаких сомнений относительно моих действий». И через минуту, стоя на том же свидетельском месте, доктор Кельно сказал: «Я молю Бога, чтобы тут оказались эти записи, потому что они. подтвердили бы мою невиновность». И далее, в ходе прямого допроса, он сказал: «В каждом отдельном случае я настаивал, чтобы был зарегистрирован ход операции». Ваша честь, все предельно ясно, и большего невозможно желать. Если доктор Кельно сделал такое заявление в своих показаниях, неужели мы можем сомневаться, что если бы журнал был найден лично им, он был бы обязательно представлен в виде доказательства?
— Что вы можете на это сказать, сэр Роберт? — спросил судья.
— Доктор Кельно, должен вам заметить, врач, а не юрист. Не видя и не прочитав документа, я был бы вынужден попросить моего клиента предъявить его мне, и, только ознакомившись с журналом, я посоветовал бы, стоит ли его представлять в виде доказательства или нет.
— Мне кажется, — быстро ответил Баннистер,— что пока не было ни малейших шансов найти данный журнал, пока он считал, что записи потеряны навсегда, доктор Кельно рассматривал его как убедительное свидетельство в свою пользу. Но, увы, один из пропавших томов все же обнаружен и добрался до суда — и теперь истец запел совсем другим тоном.
— Благодарю вас, джентльмены, — сказал Гилрой.
Он внимательно просмотрел заявление Баннистера. С юридической точки зрения документ был безупречен, и у английского судьи не должно было возникнуть никаких сомнений.
И все же были причины, по которым Гилрой продолжал смотреть на него, не в силах сосредоточиться на сути дела. Вдруг перед его глазами поплыла вереница смутных теней.
То, что открылось во время процесса, потрясло его до глубины души. Он видел... эти несчастные человеческие существа... униженные и страдающие. Не вина или невиновность Кельно в эти секунды волновали судью. Неужели его современники способны творить такие злодеяния? На мгновение ему показалось, что он может сломить барьер и понять причину столь странной преданности евреев друг другу. Тем евреям, что жили в Англии, просто выпала счастливая доля, избавившая их от Ядвиги, но каждый из них понимал, что геноцид лишь случайно миновал его семью по причуде судьбы. Гилрой был тронут преданностью этих двух молодых людей, сына и дочери Кэди. Да и, кроме того, они наполовину были англичане.
Но, несмотря на все что ему довелось узнать, Гилрой все же продолжал оставаться английским джентльменом, который был не в силах полностью понять евреев. Он мог дружить с ними, работать вместе с ними, но он был не в состоянии до конца постичь их. Он нес в себе черты и того белого человека, который не может понять психологию черного, и тех черных, которые отказываются понять белых. Он был из числа нормальных людей, которые способны спокойно относиться к гомосексуалистам и даже порой защищать их... но никогда не могут до конца понять их.
Да, в любом из нас есть тот барьер, который мешает нам понимать друг друга.
Оторвавшись от документа, Гилрой увидел, что на него устремлены ожидающие взгляды всего состава суда и посетителей.
— Заявление защиты подлежит удовлетворению. Медицинский регистрационный журнал Ядвигского концентрационного лагеря принимается в качестве вещественного доказательства под соответствующим номером. Учитывая положение истца, я объявляю перерыв на два часа, чтобы его сторона могла изучить данный документ и соответствующим образом подготовить свою защиту.
С этими словами он покинул зал суда.
Гром грянул! Хайсмит был ошеломлен. Судья сказал «подготовить свою защиту». Доктор Адам Кельно, обвинитель, стал обвиняемым даже в глазах судьи.
35
Сэр Адам Кельно торопливо вошел в помещение, где Роберт Хайсмит, Честер Дикс, Ричард Смидди и полдюжины их помощников лихорадочно изучали фотокопии журнала, сверяя их с текстом вопросов, которые предполагал задать Баннистер. Встречен он был с нескрываемой холодностью.
— Это было так давно, — прошептал он. — И что-то случилось с моей памятью. Все эти годы я жил в какой-то полуамнезии. Я так много забыл. Соботник хранил этот журнал. Он мог подделать записи, свидетельствующие против меня. Как правило, я не видел, что мне приходилось подписывать.
— Сэр Адам, — сухо сказал Хайсмит, — вам придется предстать в качестве свидетеля.
— Я не могу.
— Вы должны, — раздраженно ответил Хайсмит. — У вас нет выбора.
Адам Кельно так и не смог полностью прийти в себя. Он был растерян, когда, поднявшись на возвышение для свидетелей, выслушал напоминание судьи Гилроя, что принесенная им клятва говорить правду и только правду по-прежнему сохраняет свою силу. Перед ним, так же как и перед судьей и членами суда присяжных, лежали фотокопии отдельных страниц журнала. Баннистер попросил помощника представить Адаму Кельно оригинал. Он смотрел на него, все еще не веря своим глазам.
— Является ли представленное вам доказательство в самом деле медицинским регистрационным журналом Ядвигского концентрационного лагеря, охватывающим период в пять последних месяцев 1943 года?
— Думаю, что да.
— Говорите погромче, сэр Адам, — сказал судья.
— Да... да.. так и есть.
— Готов ли мой ученый друг признать, что фотокопии, имеющиеся в его распоряжении и представленные суду, являются точными репродукциями соответствующих страниц журнала?
— Признаю, — сказал Хайсмит.
— В стремлении облегчить задачу суда, мы позволили себе копировать на один лист по две страницы из журнала. Я попросил бы вас открыть лист, на котором размещены страницы пятьдесят и пятьдесят один. Слева направо мы видим одиннадцать различных колонок, Первая фиксирует порядковый номер операции, и, руководствуясь этим указанием, мы видим, но их число достигает более восемнадцати тысяч. Вторая колонка говорит о дате. Что включает в себя третья колонка?
— Вытатуированный номер пациента.
— Да, а дальше следует его имя и диагноз заболевания. Правильно?
— Ла.
— Мы рассмотрели первую половину листа и обратимся к странице журнала номер пятьдесят один. Что находится в левой колонке этой страницы?
— Краткое описание оперативного вмешательства.
— И в следующей?
Кельно не ответил. Баннистер повторил вопрос и получил в ответ лишь невнятное бормотание.
— Не содержит ли она имя хирурга, а следующая — имя того, кто ему ассистировал?
— Содержит.
— И следующая. Объясните милорду и присяжным, что она означает.
— Это...
— Ну?
— Имя анестезиолога.
— Анестезиолога, — повторил Баннистер, повысив голос, что позволял себе крайне редко. — Просмотрите фотокопии и сам журнал, обращая особое внимание на те графы, в которых приводится имя анестезиолога.
Сэр Адам молча пролистал страницы, а затем поднял затянувшиеся влагой глаза.
— Не замечаете ли вы повсеместного отсутствия анестезиолога? Во всех случаях?
— Как правило, не хватало подготовленных людей.
— Но разве вы сами не свидетельствовали, что часто у вас не было анестезиолога и в таком случае вы сами проводили обезболивание; и это была одна из причин, по которой вы предпочитали спинномозговую инъекцию?
