— Я понимаю, что тебя беспокоит, но ты отдал все, что мог, и, может быть, тебе не остается ничего другого, как стать писателем. Я чувствую, как тебя жжет новая книга.
— Мои руки. Они начинают болеть уже через несколько минут. Может, мне придется перенести еще одну операцию.
— Эйб, тебе когда-нибудь приходило в голову, что я могу быть твоими руками?
— Сомневаюсь, чтобы таким образом можно было бы написать книгу... я просто не знаю.
— Почему бы нам не попробовать?
Эта мысль заставила Абрахама Кэди оживиться. Сначала он испытывал неловкость, ему было трудно делить с кем-то мысли, рождающиеся в голове романиста. Но он чувствовал, что с каждым днем мышление его обретает стройность. Он научился диктовать, пока у него не иссякал поток слов.
Отпуск закончился. Эйб был отчислен из авиации. Прощальная вечеринка в офицерском клубе со старыми друзьями — и обратно в Линстед-холл писать.
Саманта стала молчаливым напарником и доверенным лицом, которому довелось присутствовать при одном из самых загадочных явлений человеческой жизни — рождении книги. Она видела, как с первыми словами он отрывался от окружающей его реальности и в одиночестве погружался в мир собственных фантазий. В этом не было никакого чуда и волшебства. Не было и следа того возвышенного вдохновения, которое, как принято считать, свойственно процессу писательского творчества. Здесь шла непрестанная борьба с самим собой, обретение выносливости, запасы которой только и определяют границу успеха. Конечно, выпадали и такие моменты, когда текст внезапно обретал естественный ритм, и, что бывало еще реже, минуты свободного полета мысли и слов на подъеме творческого вдохновения.
Но чаще всего Саманте приходилось видеть неуверенность, усталость и эмоциональное изнеможение, когда Эйбу казалось, что он полностью выдохся. После этого у него не оставалась сил даже поесть или самому раздеться.
Дэвид Шоукросс держал их под своим покровительством. Мудрый человек, который безошибочно знал, когда надо вытащить Абрахама в Лондон, чтобы ему там встряхнуться, крепко напиться. А потом, расслабившись и отдохнув, вернуться к чистому листу бумаги. Он говорил Саманте, что у Эйба и без него есть все предпосылки, чтобы в самом деле стать крупным писателем. Он знал все его недостатки как литератора и все его сильные стороны; Шоукросс говорил, что мало кто иp писателей может объективно оценить себя, ибо они слишком тщеславны для признания своих слабостей. В этом была сила Абрахама Кэди, когда он работал над своим вторым романом. Ему было двадцать с небольшим, но писал он как человек, обладавший мудростью шестидесятилетнего.
«Джаг» (таково было прозвище самолета Р-47 «Тандерболт») представлял собой простое, классически ясное повествование о человеке на войне. Героем его был генерал-майор Винсент Бертелли, представитель второго поколения уличных драчунов из итало-американской семьи. Получив офицерское звание в тридцать с небольшим, он быстро выдвинулся во время войны, в которой авиация была главным оружием. Бертелли был неутомимым и порой безжалостным командиром, готовым к тяжелым потерям во время опасных рейдов, потому что он исходил из убеждения, что «на войне как на войне».
Сын генерала Сал был командиром эскадрильи под командованием своего отца. Глубокая любовь их друг к другу скрывалась под тем, что со стороны могло быть принято за взаимную неприязнь отца и сына.
Генерал Бертелли дал приказ на вылет, в котором эскадрилье его сына предстояло выполнить задание, с которого вряд ли кто смог бы вернуться. Весть о смерти Сала доставил Барии, единственный оставшийся в живых из всей эскадрильи.
Бертелли выслушал его без всяких эмоций, и Барии не смог скрыть своего презрения к нему.
— Ты устал, — сказал генерал. — Я забуду обо всем, что ты мне сказал.
Барии повернулся кругом,
— Барии! — окликнул его генерал, и тот остановился.
Бертелли отчаянно хотел поведать ему, как он искал выхода, как умолял сына отказаться от полета. Его мальчик не согласился на это, несмотря на то что всем было известно — он летит на верную гибель.
— Нет, ничего, — произнес генерал Бертелли.
И внезапно Барии все понял.
— Простите, сэр. Он просто хотел доказать самому себе...
— Проклятая война, — сказал генерал. — Она никого не щадит. Иди отдыхать, Барии. Через несколько часов тебе снова вылетать. На крупную цель. Доки для подводных лодок.
Дверь закрылась. Генерал Бертелли открыл верхний ящик стола и взял таблетку нитроглицерина, потому что скоро ему предстояло отдать очередной приказ.
— Сал, — сказал он. — Как я любил тебя. И почему я так и не смог сказать тебе об этом?
— Конец, — хрипло выдохнул Эйб. Стоя за спиной Саманты, он наблюдал, как она допечатывает послание два слова.
— Ох, Эйб, — с чувством сказала она, — это просто потрясающе.
— Мне надо выпить, — попросил он.
Когда она вышла, Эйб занял ее место и негнущимися пальцами стал выстукивать по клавишам: «Посвящается Саманте — с любовью», а затем дописал еще несколько слов: «Ты выйдешь за меня замуж?»
9
Мало-помалу Эйб обретал умение владеть руками. Повязка на глазу скрывала рану. Абрахам Кэди хотя был одноглазый орел со сломанным крылом, но тем не менее оставался орлом. После увольнения из армии и после успеха его книги «Джаг», которая расходилась как нельзя лучше, он подписал контракт с агентством «Юнайтед Пресс» в Лондоне.
Лондон в те дни был очень оживленным, полным сознания собственного значения для всего европейского континента городом, в котором билось сердце всего свободного мира; он кишел мундирами союзников и войск со всех концов империи; здесь же нашли себе прибежище многие правительства в изгнании. Дым пожаров от германских налетов еще часто окутывал центр Лондона. Ночи в туннелях метрополитена уже были позади, но по-прежнему оставались очереди, бесконечные британские очереди, полотняные сумки, аэростаты воздушного заграждения, затемнения и взрывы бомб.
Абрахам Кэди вступил в братство людей, чьей обязанностью в те дни в Лондоне было рассказывать новости в ходе уже ставшей легендарной переклички от Квентина Рейнольдса до Эдварда Р. Мэррея, который передавал сообщения отовсюду — от американского посольства до Даунинг-стрит; они поступали из , штаб-квартиры Би-Би-Си на Флит-стрит, основной кровеносной артерии британской прессы.
У Линстедов был небольшой городской домик, расположенный на Колчестер-Мьюз за площадью Челси.
Здание представляло собой бывший извозчичий двор, где некогда размещались каретный сарай и квартирка для прислуги, она была расположена на задах величественного пятиэтажного дома, выходившего в парк.
После первой мировой войны, когда извозчики стали сходить со сцены, здание было переделано в скопище небольших квартирок, особо излюбленных писателями, музыкантами, актерами и сквайрами, изредка посещающими город.
Эйб с Самантой поселились здесь после свадьбы, прошедшей в Линстед-холле, и как участник войны он стал искать себе работу.
Время и место позволили Эйбу Кэди обратиться к журналистике, которая не представляла для него трудностей, и он обосновался в своем убежище как авиационный корреспондент.
С первых грозных дней битвы за Англию весь остров стал сплошным аэродромом. Ночи принадлежали англичанам, а днем небо заполняли армады бомбардировщиков американского Восьмого воздушного флота, который совершал рейды в глубь Германии в сопровождении многочисленных истребителей «мустанг».
