заключается в том, что репутация сэра Кельно на деле не потерпела урона и, если даже будет признано, что он стал жертвой клеветы, он не должен получить в возмещение ущерба больше самой мелкой монеты королевства, полпенни.
Клевета заключается не столько в том, что хотел сказать автор, сколько в том, как понимают сказанное люди, читающие книгу. Мы исходим из предположения, что большинство людей, читающих ее, никогда не слышали о докторе Кельно и не отождествляют его с врачом, практикующем в Соутарке. Конечно, многим известно, что речь идет о том самом докторе Кельно. Но что это значит для них?
Далее, я согласен с моим досточтимым коллегой, что доктор Кельно был узником в том неописуемом аду, который представляла собой Ядвига и где господствовали немцы. Нам, живущим в доброй спокойной Англии, легко критиковать поступки людей, но, если вы вдумаетесь в суть данного дела, прикиньте, как бы вы действовали в тех обстоятельствах.
Ядвига. Как она могла появиться на свет? Кто в мире мог представить, во что превратится цивилизованная, культурная и развитая страна? Ни в коем случае не хочу упрекнуть Соединенные Штаты или наше Содружество наций, говоря, чта христианские страны Западной Европы были средоточием цивилизации, самым достойным местом для жизни. И могли бы вы даже вообразить, что через несколько лет в этих странах будут гнать в газовые камеры миллионы обнаженных стариков и детей? Любой бы из вас сказал: «Да бросьте, эта невозможно. Перестаньте шутить. И с кайзером, и с его милитаризмам покончено навсегда. В Германии утвердилось обычное демократическое правительства. Мы не можем представить себе, с чего это кому-то придет в голову творить подобные вещи. Проклятия всего мира обрушатся на его голову». Если бы в мирное время кто-то решился бы на такое, весь мир пошел бы на него войной, чтобы предотвратить подобные деяния. Но на что можно было рассчитывать во время войны?
Баннистер привычным жестом поправил мантию, и модуляции его голоса теперь напоминали искусные контрапункты, к которым прибегал Бах.
— Вам бы никогда не удалось заставить людей пойти на такое, — продолжал он. Немецкая армия состояла из обыкновенных людей, которые пришли в нее из контор, магазинов и с заводов. У них самих были дети. Никому не удалось бы заставить семейных людей гнать беспомощных детей в газовые камеры. И... если бы можно было только подставить себе, чта у них на глазах у людей в роли подопытных морских свинок будут изымать половые железы и они будут осознавать, что участвуют в экспериментах по массовой стерилизации, снова мы должны были бы сказать, если бы у нас вообще повернулся язык... это невозможно, и добавить к тому же — такое может сделать только врач, но подобных врачей не найти в мире.
Так вот — мы ошибались бы, потому что все эта происходило на самом деле, и был такой врач, польский врач, преисполненный антисемитизма, который делал это. И без всяких дополнительных доказательств видно, что он относился к руководящему персоналу и был влиятельной личностью в лагере. Вы слышали слова доктора Лотаки, что, если бы доктор Кельно отказался, он отказался бы тоже.
Мы были бы не правы, если бы обошли молчанием причину, которая позволила допустить все это и даже оправдать. Эта чудовищная причина называлась антисемитизмом. Те из нас, кто не придерживается религиозных взглядов, могут полагаться на свой интеллект. Но все, и верующие и нет, представляют себе, что такое плохо и что такое хорошо.
Но едва только вы позволите себе подумать, чта есть люди, которых из-за их расы, цвета кожи или религии нельзя считать человеческими существами, тем самым вы оправдаете в- душе любые унижения, которым их можно подвергнуть.
Эти убеждения придутся как нельзя более по сердцу такому национальному лидеру, который ищет некоего универсального козла отпущения: на его голову можно обрушить все обвинения за то, чта дела идут из рук ван плаха, а затем уж позволить себе загонять массы людей за колючую проволоку, обращаясь с ними, как с животными... Словом, людей гнали на бойню, как скот, и происходило это в Ядвиге. Разве не Ядвига-Западная стала логическим завершением таких взглядов?
— Мы допустили бы ошибку, — продолжал Баннистер с силой, которая буквально загипнотизировала всех присутствующих в зале, — если бы, приказав английским солдатам гнать в газовые камеры детей и стариков, виновных лишь в том, что были детьми своих родителей, предположили, что английские солдаты будут выполнять этот приказ, а не восстанут против него.
Надо сказать, что были и такие немцы — солдаты, офицеры, священники, врачи и обыкновенные граждане, которые отказывались подчиняться этим приказам, говоря себе: «Я не буду делать ничего подобного, ибо не смогу жить с таким грузом на совести. Я не могу загонять людей в газовые камеры, а потом говорить, что, мол, я был вынужден подчиняться приказам, и тем самым оправдывать свои поступки, считая, что в ином случае их гнал бы кто-то другой и вел бы себя с большей жестокостью, так что я действовал в конечном итоге в их же собственных интересах, вежливо обращаясь с ними». И беда в том, что мало кто мог решиться отказаться выполнять такие приказы.
Так что людям, которым на глаза попадет тот самый абзац в книге, могут быть предложены три точки зрения.
Стоит вспомнить дела лагерных эсэсовцев, которые были казнены после войны. Они приводили такое оправдание в свою защиту: «Послушайте, меня призвали в армию и направили в войска СС, в концентрационный лагерь, и я толком не понимал, что тут делается». Но на самом деле он, конечно же, отлично понимал, что тут происходит, и, будь он английским солдатом, он возмутился бы. Я не собираюсь предлагать, чтобы этих эсэсовцев отпустили на волю после войны, но, ставя себя на их место, на место человека, которого призвали в гитлеровскую армию, я все же думаю, что смертная казнь была излишне суровым наказанием.
Теперь о второй точке зрения. Были и такие, кто рисковал даже жизнью, отказываясь выполнять подобные приказы, потому что они чувствовали свою ответственность перед грядущими поколениями. И теперь мы имеем право сказать, что, если снова повторится нечто подобное, нет и не может быть прощения преступлениям, совершенным лишь из-за страха кары, ибо наступает такой момент, когда каждый должен быть готов принести в жертву свою жизнь, чтобы не ствовать в унижении и гибели своих ближних.
И последняя точка зрения заключается в том, что не немцы творили все эти зверства, а их союзники, которые распоряжались жизнями своих соотечественников.
Нам, конечно, известно, что существовала опасность суровых наказаний и даже смерти для заключенных врачей. Мы также выяснили, вне всякого сомнения, что заключенные обеспечивали медицинское обслуживание, и в особенности один из них, доктор Адам Кельно, пользовался непререкаемым авторитетом у немцев и сам считал себя их помощником. Трудно предположить, что немецкие медики сами подрезали бы сук, на котором сидят, если бы позволили себе потерять одного из самых ценных своих соратников, И мы знаем, что приказ перевести этого столь необходимого врача в частную клинику пришел от самою Гиммлера.
Защита считает, что упоминавшийся абзац совершенно точно выражает суть дела, и если доктор Кельно полагает, что его репутации был нанесен урон упоминанием о его участии в двадцати убийствах, в то время когда он способствовал всего двум, то ему надлежит получить возмещение ущерба в размере не более полупенни.
Утверждением, что было проведено более пятнадцати тысяч хирургических экспериментов, в данном абзаце допущена ошибка. Также неправильно утверждение, что они проводились без обезболивания. Мы готовы признать это.
Тем не менее именно вам, предстоит решить, какого рода операции проводились и как они проводились, если на операционном столе оказывался еврей, и какую роль в этом играл доктор Кельно.
12
Так как у Шейлы Лем сразу же установились близкие и доверительные отношения с жертвами, она постаралась тщательно продумать возможный порядок, в котором им придется давать показания. Она решила, что первой на свидетельском месте должна предстать женщина, что поможет мужчинам обрести мужество, женщина достаточно сильная, выносливая и не обделенная здравым смыслом, которая могла бы с достоинством выдержать это испытание. И Шейла пришла к выводу, что Иолана Шорет, на первый взгляд
