перечислял он, следя за тем, чтобы оставаться в тени домов. — Никогда еще не видел их всех вместе… тем более здесь!»
— Они, как и мы, только что пришли, — прошептала Тринитэ.
Сильвен отрицательно покачал головой, видя, как один из членов ОЛК нервно набросил плащ и, не оборачиваясь, перешел на другую сторону улицы.
— Наоборот: они уже расходятся…
Укрывшись в небольшой нише под входным портиком соседнего здания, в нескольких метрах от ресторана, он тихо прибавил:
— Случилось что-то плохое… Смотри, они как будто спасаются бегством!
— Но чего они испугались? — прошептала Тринитэ.
— Того, чего они боялись всегда, — ответил Сильвен ледяным тоном. — Точнее, кого они боялись всегда.
Именно в этот момент Жервеза появилась на пороге ресторана. Она была в слезах.
— Друзья, — заговорила она жалобным тоном, протягивая руки к собравшимся мужчинам, — вы ведь только что прибыли. Будьте же благоразумны…
— И вы еще осмеливаетесь говорить о благоразумии! — возмущенно сказал ректор Сорбонны, медленно отступая в сторону шоссе.
— Но подумайте сами, Бенуа! — умоляюще проговорила Жервеза. — Ведь мы пользовались их услугами столько лет… Их бунт вполне объясним…
— О ком она говорит? — едва слышно прошептала Тринитэ.
Сильвен не отвечал, полностью сосредоточившись на том, чтобы услышать ректора Сорбонны. При последних словах Жервезы тот буквально взорвался:
—
Жервеза закусила губы, сдерживая гнев.
— Париж скоро будет затоплен! — резко произнесла она, указывая на улицу Крулебарб, которая теперь выглядела самым жалким образом: брошенные автомобили, опрокинутые мусорные баки, множество растерянных людей. Они не обращали никакого внимания на Жервезу и ее собеседника — очевидно, со стороны их разговор на повышенных тонах выглядел обычной стариковской ссорой.
— Думаете, я слепой? — тем же тоном ответил ей ректор. — Я прекрасно знаю, что так и будет! Но что общего это имеет с вашими безумными историями? Надо же — собрать нас всех, а затем попытаться на нас надавить таким постыдным образом!.. Это же настоящий шантаж! Если бы не чрезвычайная ситуация, я уверен, министр распорядился бы вас арестовать!
При этих словах лицо Жервезы окаменело, а взгляд стал холодным и решительным.
— Эти…
Тринитэ многое отдала бы за то, чтобы подойти ближе и услышать все детали разговора.
— Миллионы людей погибнут, — ледяным тоном продолжала хранительница музея. — Многие утонут, потом начнется голод, эпидемии… Прежде чем власти сумеют организовать спасение, страшно представить, скольких мы недосчитаемся…
Сильвен, Тринитэ и даже ректор Сорбонны одновременно вздрогнули при этих словах. В устах Жервезы предсказания грядущего апокалипсиса звучали убедительно.
Сильвен инстинктивно схватил Тринитэ за плечи, словно в поисках опоры.
— Политическое, моральное, религиозное равновесие страны будет разрушено раз и навсегда, — продолжала Жервеза. — Это будет смертельный приговор для Франции… если не для всей Европы. А если какие-то фанатики воспользуются хаосом, чтобы захватить власть… вот тогда мы точно рухнем в бездну.
Жервеза в упор посмотрела на ректора, словно довершая этим взглядом цепь неопровержимых доказательств своей правоты.
— А ведь именно этого они хотят, — произнесла она после паузы. — Это их последняя месть Парижу… Они собираются сыграть роль той последней соломинки, которая переломит спину верблюда…
Последовало долгое молчание.
Казалось, ректор Сорбонны впечатлен услышанным.
Сильвен и Тринитэ не знали, что и думать.
Наконец ученый грустно покачал головой и, избегая встречаться взглядом с собеседницей, произнес:
— Безумие. Жервеза, вы обезумели…
— Что-о? — возмущенно прошипела хранительница музея, покраснев от гнева и выпрямляясь во весь рост, словно готовый к драке бойцовый петух.
— Наши собратья правы, — продолжал ректор, осторожно пятясь назад, словно выходил из клетки дикого зверя. — Вы больше не можете занимать пост председателя ОЛК. С этой минуты я освобождаю вас от ваших обязанностей.
Жервеза, вне себя от гнева, уже собиралась что-то сказать, но почтенный университетский мэтр ретировался с быстротой молодого кролика.
Жервеза осталась неподвижно стоять на месте. Сильвен и Тринитэ переглянулись, словно бойцы перед атакой.
«Сейчас!» — прочитали они в глазах друг друга.
Но их намерение было остановлено неожиданным появлением Ива Дарригана, который, с шумом распахнув дверь, возник на пороге. Он был похож на вырвавшегося из загона дикого быка. Его лицо, обращенное к Жервезе, было ужасно.
— Я слышал все, что вы им сказали! — проревел он.
Жервеза инстинктивно поднесла палец к губам и негромко, с легкой насмешкой, спросила:
— Так вы шпионили за нами, Ив?
Но тот не слушал ее и, в ярости размахивая руками, продолжал:
— Но это чудовищно! Это невозможно!
Видя, что владелец ресторана сам не успокоится, Жервеза с криком «Замолчите!» размахнулась и отвесила ему звонкую пощечину.
Тринитэ и Сильвен пораженно застыли, между тем как Дарриган с недоуменным видом коснулся рукой пылающей щеки:
— Вы… вы меня ударили?..
— Для вашей же пользы! — резко произнесла Жервеза, не глядя на него.
Ив стоял как оглушенный.
— Я так верил в вас, мадам Массон!.. — наконец заговорил он, при этом тон его был почти жалобным. — Ведь только ради вас я остался в Париже…
При этих словах Жервеза нахмурилась:
— Не притворяйтесь, Ив. Вы остались потому, что не хотели подвергать опасности свою жену и дочерей. И правильно сделали.
От этих слов Дарриган пришел в еще большую растерянность. Весь его мир рушился. Но, собравшись с силами, он произнес:
— Стало быть, угрожаете…
Это прозвучало настолько зловеще, что Тринитэ инстинктивно схватила Сильвена за руку. Они оба немного приблизились к двум фигурам, стоявшим у входа в ресторан.
— Все эти годы я вам верил! — продолжал Ив все более агрессивным тоном, понемногу тесня Жервезу к входной двери.
Несколько секунд спустя она исчезла из поля зрения Сильвена и Тринитэ, но они услышали донесшиеся изнутри голоса: