обернутую вокруг бедер шкуру, крепко широко расставленные ноги.
— Женщина не должна отказывать мужчине, — сказал он с неопределенной интонацией.
— Это моя женщина! — отрубил Георгий. — Убью каждого, кто полезет к ней!
— Тогда мы убьем тебя, когда ты будешь спать, — сказал Угрюмый. — Костер скоро прогорит.
Георгий выдавил презрительный смешок. Направив пистолет в угол, где лежал припасенный хворост, выстрелил. Вспыхнул новый костер. Люди с воплями бросились к выходу. Только Угрюмый остался стоять на прежнем месте, но Георгий видел, какого труда стоит ему соблюдать внешнее хладнокровие.
— Огня будет столько, сколько я захочу! — крикнул Георгий в спину убегавшим людям. — И ты запомни, — сказал он Угрюмому, — меня ваши законы не касаются. Я установлю свои законы. Иди! — Он махнул рукой.
Угрюмый остался на месте. Со стороны невидимого в темноте входа доносились голоса. Это они удерживали вожака на месте, боящегося показать свою слабость. Георгий направил дуло пистолета в пол в метре от ног Угрюмого и выстрелил. Яркая вспышка опалила камень. Вожак тонко взвизгнул и бросился прочь. Мгновенья спустя подземелье опустело.
— Ну вот, — сказал Георгий мрачно, — мы опять вдвоем. Да еще нажили себе кучу врагов. Шерше ля фам.
Четыре с половиной года! Тьма времени, промелькнувшая незаметно. В подзорную трубу времени прошлое видится монотонной равниной со скалистыми пиками важных событий. С годами большинство из них становится ниже и ниже, словно утопает в песке, и только некоторые остаются незыблемыми, память не умаляет их.
Смешно сказать, что осталось от банковского служащего, охотника за миллионами! Смешно только с точки зрения его земного современника, погрязшего в суете и принимающего пустые безделушки и обманки сиюминутности за жизненные ценности, идеалы. Все сумасшествие мира осталось за… черт знает за сколько километров отсюда. За полторы галактики! И теперь он может сказать, что составляет истинные ценности человеческой жизни, и что ее химеры. Деньги обратились в прах, любовь и ее плоды — дети — обрели естественность и силу, невозможные в зачумленном, издерганном мире, трясущимся под ядреной бомбой, болтающейся над ним на тонкой ниточке. Фаина и Даша дарят ему радость, силы… Больше! Смысл жизни. Ему нет нужды задумываться, зачем он живет, терзаться мыслями о несбыточном. Он живет, и баста! Счастье — критерий истины, смысл жизни. Все прочие ложны.
И еще. Здесь он чувствует себя ЧЕЛОВЕКОМ, а не человечком, зажатым со всех сторон миллиардами других, алчущих, рвущихся, забытым судьбой, посаженным в клетку неумолимых законов общества, начисто лишающих свободы, превращающих личность в ее тень. Здесь жизнь в его руках. Он творит ее и ее законы. Жизнь здесь не бумаги, не бесплотные силы и лица, решающие его судьбу, здесь она реальна и подвластна. Он ее творец. ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ЖИВЕТ И ЛЮБИТ. И большего ему не надо. Прочь все эрзацы и подделки. Только главное и настоящее.
Утром Георгий и Угрюмый сели за «стол переговоров». Встреча состоялась в той же пещере. Труп был убран. Георгий и вождь сидели на валунах по разные стороны большого тесаного куба и молчали. Георгий не знал, с чего начать. Весь остаток бессонной ночи он обдумывал этот разговор, уверенный, что он обязательно состоится. Теперь все припасенные аргументы казались ему неубедительными, пустыми словами для дикаря. Что ему Земля? Он никогда не видел ее. Что он там забыл? Не так он глуп, чтобы не понимать древней истины: лучше быть первым в деревне, чем вторым в городе. Здесь он Вождь. Человек с большой буквы. На Земле же будет никем.
Наконец Георгий решился начать.
— Я не собираюсь оспаривать твою власть — она не нужна мне. Единственное мое желание — покинуть эту планету. Сделать это я могу, лишь захватив корабль роботов… железных людей… — Он помялся, стараясь подобрать другие более простые слова. Знает ли Угрюмый, что такое робот и что такое железо?
Угрюмый кивнул.
— Пока я не придумаю, как заполучить корабль без угрозы быть схваченным, я и моя жена будем жить здесь. Это все, что нам нужно. Правь в свое удовольствие, издавай законы, но не трогай нас. Твое оружие ничто против моего.
Георгий замолчал, глядя в лицо вождю. Лицо его было мрачно, взгляд затаен, большие грязные пальцы жестоко мяли друг друга.
«Иное прозвище ему и не могли дать», — подумал Георгий. Он быстро оглянулся: Фаина стояла в двух метрах за его спиной, держа пистолет наизготовку.
Угрюмый поднял глаза, долго смотрел не мигая. Какая-то тяжелая мысль ворочалась в его голове.
«О чем он думает? Как договориться, не теряя лица?.. Не-ет. Он решает, убивать или не убивать. Он еще не понял, ему мало одной смерти. Ему нужно доказать, что я за считанные минуты могу перебить все его племя, испепелить их…»
Георгий резко оборвал свой внутренний монолог, осознав, что не прав. Угрюмый не колебался, убивать или не убивать. Он думал о том, как это сделать.
Рука, лежавшая на колене, сама поползла к пистолету, висевшему в петле. Сжав рукоять, она уже не выпускала ее.
Георгий быстро глянул на двух телохранителей Угрюмого, стоявших, как и Фаина, в паре метров за спиной вождя. Нет, какими бы способностями они не обладали, обмануть сжигающий луч бластера им не удастся.
Неожиданная мысль пронзила его, как пуля. Он болезненно вздрогнул, метнулся взглядом к темному коридору, ведшему на поверхность, и кивнул Фаине:
— Следи за входом, они могут выстрелить оттуда!
По глазам Угрюмого Георгий понял, вожак не пропустил ни слова, но выражение лица его не изменилось. «Значит, что-то другое».
Георгий скользнул взглядом по стенам, ища ловушку. Да нет, тут же успокоил он себя, все осмотрено. Если здесь нет потайных дверей, как в капище, сюрпризов быть не может. Тем более, такую каменную махину быстро и главное бесшумно открыть невозможно…
— У нас один закон: все слушаются меня, — сказал Угрюмый. — Отдашь оружие. Женщина станет общей. Нехорошо, когда один живет лучше другого. Другой не хуже тебя. Другим тоже нужны женщины. Покоришься, будешь жить. Умные и смелые всегда нужны.
— Нет! — отрезал Георгий.
Угрюмый напружинился, побагровел, шумно вздохнул, тряхнув волосами.
— Отдай одно оружие и уходи к гайгам, — продолжал он — Там думай, как достать летающий корабль. Здесь об этом думать нечего. Здесь никому не нужна твоя Земля. Нам хорошо тут.
Раздался свист, дикая боль пронзила левое плечо Георгия. Сшибла его на пол. Сзади ударил луч бластера, вонзился в темную горловину коридора. Раздался короткий жуткий вопль, за ним второй.
С ревом один из телохранителей Угрюмого вскочил на куб, намереваясь броситься на Георгия, но тот пронзил его грудь лучом. Затем рубанул им вождя по шее. Безголовое тело тяжело рухнуло на пол. Второго телохранителя, пытавшегося бежать, застрелила Фаина. Он упал вперед лицом, шкура на нем горела, потрескивая.
Фаина склонилась над Георгием, взялась двумя руками за древко стрелы, торчащей в плече, и сказала:
— Терпи.
Затем резко дернула. Георгий вскрикнул, вскинулся и упал обратно на пол. Горячая кровь потекла по руке. Фаина туго перевязала рану и села рядом, прислонившись спиной к кубу.
— В меня тоже стреляли, — сказала она чуть погодя. — К счастью второй стрелок оказался хуже. На полметра выше головы угодил… — Она помолчала.
— Ну что, дорогой, будем теперь вдвоем воевать против всех? Либо они нас, либо мы их. И почти наверняка первое.
