Первое время еще часто встречались поляны, солнце слепило глаза после сумрака чащи, но необычайная густота растений заставляла беглецов огибать эти места. Невысокие бледно-зеленые деревца с закрученными спиралью стволами, простирали, как крылья, огромные перистые листья. Их чеканная листва образовывала тончайшие узоры в столбах солнечного света. Поляны изобиловали цветами, над ними в дикой путанице переплетались ползучие побеги. Неистовый гомон птиц на полянах был слышен еще издали.
Путники шли в молчании. При попытке заговорить голоса людей гулко раскатывались под зелеными сводами этого гигантского природой созданного собора. Серые лишаи, белесые наросты и выступы покрывали стволы деревьев, зеленый ковер мхов укрывал громадные корни.
Один лишь раз дорогу пересек быстрый поток, кативший свои воды средь камней. На его берегу, открытом солнцу, путники присели отдохнуть.
Неожиданно небо потемнело, откуда-то из-за вершин деревьев наползла черно-сизая туча, пошел мелкий холодный дождь. Беглецы спрятались под деревом. Капли падали густо и быстро, тьма и печаль охватила природу. Но вот туча уплыла дальше в сторону саванны, и лучи солнца упали на мшистые камни, меж которых бежал набухший помутневший поток, и камни стали куриться паром. Заблестели мокрая трава и лужи. Деревья, словно звери, стряхивали с себя воду.
Весь день поднимались путники в гору. Чем выше, тем безопаснее, убеждали гэйги. Лес становился гуще и непроходимей, мрачнее и тише. Исчезали поляны, а с ними и солнце, и отряд вступил в царство вечного полумрака. Поваленные гигантские стволы загораживали дорогу; заросли кустарника и мелких деревьев, завесы лиан переплетались так, что приходилось местами пробираться на четвереньках или ползком по избороздившим склоны промоинам старых дождевых потоков.
Вместе с солнцем ушло тепло, сырость и прохлада царили в высокогорном лесу гигантов. Иногда беглецам казалось, что они попали в глубокое мрачное подземелье.
Когда стемнело, ни одна звезда не блеснула сквозь невидимый свод ветвей. Сильный ветер бушевал где-то высоко вверху, а здесь у подножия стояла тишина. Люди и гэйги долго лежали без сна у большого костра, тревожно прислушиваясь к лесному гулу, напоминавшему шум морского прибоя. Шелест листьев, стук ветвей, треск ломающихся под напором ветра сучьев сливались в безумолчный плеск набегающих на берег волн.
Рассвет не наступал долго, густой сырой туман, повисший меж стволов, не пропускал света. В сером сыром сумраке беглецы молча поели и двинулись дальше. Лишь к полудню невидимое солнце, наконец, одолело туман, и перед путниками предстало подавляющее, мрачное зрелище.
Стволы чудовищных деревьев с чешуйчатой серой корой утопали далекими вершинами в туманной молочной мгле, совершенно скрывавшей кроны. Лишайники и рыхлые клубки полупрозрачных с темной сердцевиной растений-паразитов длинными седыми бородами свисали со стволов и нижних ветвей. Пропитанные водой мхи, полусгнившие сучья, листья, побеги болотной кашей чавкали под ногами. Густые заросли кустарника с большими бледно-зелеными, словно выцветшими листьями, и крупные бледные цветы преграждали путь. Ячеистые шары цветов с множеством прозрачных пузырьков на поверхности тихо покачивались на длинных ножках.
Кучками росли крупные пятнистые грибы; они мерно пульсировали: раздуваясь, становились молочно-прозрачным и, опадая, наливались темной жидкостью. Волнами от них шел тяжелый запах разложения. Большие ядовитые слизни падали с ветвей. Попадая на обнаженное тело, оставляли красные полосы ожогов. Черные насекомые, размером с жабу, быстро сновали под ногами и по стволам. Их суставчатые, загнутые кверху хвосты, дрожали, показывая острое жало. Изредка в сумраке бесшумно мелькала тень зверя.
Окончательно выбившись из сил и смирившись, встретив очередной рассекающий лес поток, беглецы повернули обратно к саванне.
К вечеру лес поредел и вывел их на узкую заросшую кустарником лужайку. Черные скальные зубья торчали на ней там и сям. Казалось, лужайка была надета на их иззубренные острия.
У подножия скал расстилалась полупустыня, долгожданная полупустыня. Серая растрескавшаяся корка перемежалась с полями ярко-желтого песка, местами виднелись островки жесткой бурой травы. Пронизанные солнечным светом, как фантастические аквариумы, наполненные мутной водой, стояли на рыжих буфах странные растения. Георгий окрестил их кактусами, но более всего они походили на огромные полупрозрачные бананы, покрытые темными виноградинами наростов.
Одинокие утесы, причудливо выветренные и обтесанные солнцем и водой, ветром и песком, сторожевыми башнями теснились у подножия бастиона скал.
Начиналась самая опасная часть пути. Фаина, стоявшая подле Георгия, нащупала его руку и сжала пальцы. Он ответил ей легким, успокаивающим пожатием.
«Вы оставайтесь здесь, — промыслил Фиолетовый, — и ни в коем случае не показывайтесь на открытом месте, а мы с Анви пойдем, поглядим, что тут делается. Может быть увидим наших „друзей“».
Прячась за кустами, они стали пробираться к краю обрыва, а когда заросли кончились, поползли.
«Мне не страшно, мне не страшно, я не боюсь!» — убеждал себя Анви, ползя по веревке вверх в дождливую тьму. Где-то в горах завывал ветер, грохотала гроза.
Страх не отступал, он поселился в нем. Холодными липкими лапами сжимал сердце, шевелился в желудке, вызывая тошноту.
В полуобморочном состоянии Анви с трудом отгонял желание разжать пальцы, вцепившиеся в веревку, и покончить с этой мукой. Стоит только сделать это и наступит покой.
Парень тихо заскулил от унижения и бессилия. Ничего он не боялся: ни людей-пауков, ни зверья, ни саванны, ни жутких лесов. Но когда пришлось ползти по скалам вдоль пропастей, перебираться через них по дрожащим стволам, спускаться и подниматься, раскачиваясь на веревке, по отвесным обрывам, вдруг обнаружил свою скрытую слабость — боязнь высоты.
Измотанный страхом и ненавистью к собственной трусости Анви бессмысленно перебирал руками. Там наверху его ждал Себастьян.
Вечером того дня, когда беглецы вышли на окраину леса, и стали присматривать место для ночлега, Андрей и Себастьян, пробиравшиеся впереди остальных по звериной тропе, услышали голоса. Едва они успели нырнуть в яму под корнями вывороченного грозой дерева, как мимо своей странной подпрыгивающей походкой прошли пятеро воинов-пауков. Это были рослые мускулистые мужчины с мрачными лицами. В руках они держали ружья, за их спинами висели арбалеты, у поясов мечи и ножи.
Быстро миновав место, где укрылись беглецы, они исчезли за поворотом. Топот ног и легкий треск сухих веток вскоре замерли вдали.
Ночью Фиолетовый и Андрей подползли к краю скалы и насчитали шесть костров, цепочкой протянувшихся поперек полупустыни. Почти под тем местом, где они скрывались, красноватые отблески ложились на песок, вверх поднимался запах дыма и жареного мяса. Там была пещера, в которой расположились враги.
Утром беглецы заметили вдали на границе полупустыни и саванны две группы всадников на бистонгах.
«Так… — промыслил Фиолетовый, — даже верховые патрули. Здорово обложили».
Поднявшись вверх по течению потока, вдоль которого спускались недавно с гор, беглецы углубились в лес. Идти решили ночами, когда можно было менее всего опасаться попасть в засаду или встретить патруль. Люди-пауки не отваживались бродить в темноте по диким местам, а их костры люди наверняка заметили бы издалека,
Ночной лес был опасен, полон зверей, гадов, ядовитых растений и ям, но днем он был опасен вдвойне, потому что тогда на охоту выходили другие хищники — люди-пауки.
Под утро, когда тьма сменилась предрассветным серым сумраком, Фиолетовый и Андрей пробрались к обрыву: радость и надежда наполнила их сердца — впереди в туманной дымке виднелись четыре каменных столба и между ними пятый, повернутый ребром. Тем не менее гэйги сразу узнали в нем скалу- крыло.
