— Так уж и хуже!.. — голос у нее дрогнул, она снова нашла его локоть, слегка сжала его и тихо проговорила: — Извините меня, дуру, мелю всякую чепуху…
— Ну что вы! — он даже чуть приостановился. — Это вы меня извините…
Немного погодя, как бы между прочим, она подсказала ему:
— Вы, кажется, интересовались и про награды? — Беглец молча кивнул. — Так вот, чем больше у человека медалей, орденов, различных профессиональных знаков поощрения — тем больше к нему уважения, доверия, а значит — почитания, славы. А у кого все это есть — у них, нередко, и власть, и деньги. И притом — бешеные. Отсюда: и страх, и зависть, и ненависть, и прочее…
— Значит, эти люди заслуживают этого?
— Наверное. — Она поджала губы, повела плечами.
— Почему — наверное? Что — бывают и случайные, недостойные?
— Не знаю я… Раньше, во времена бабушкиной юности, когда было еще единое государство, говорят, награждали только особо отличившихся, а сейчас.
— А сейчас?
Она чуть приостановилась, повернулась к нему лицом — беглец неожиданно встретился с отраженным в ее глазах тусклым бликом какого-то огонька, внезапного и настороженного, вдруг промелькнувшего где-то вдалеке, за черными навалами домов, у самого горизонта.
— А сейчас у кого много денег — у того много и наград.
— Интересно, — парень дернул головой, и они снова зашагали в прежнем темпе. — Значит, эти побрякушки, — он пробежал пальцами по лацкану пиджака, — синонимы богатства и власти?
— Выходит, — вздыхая, подтвердила девушка.
— Но почему же они не помогли, когда мы встретились с тем вашим мраком?
— Они, может быть, и помогли бы… Да я испугалась, побежала…
— Постойте! Ведь их же можно и самому изготовить, вручную?
— Можно. Но для этого нужен драгоценный металл. А его достают только за большие деньги. А у кого есть деньги, тот, как правило, не утруждает себя этой кропотливой работой — просто покупает их на черном рынке. И документы к ним.
— Это карается законом? — допытывался парень.
— Конечно. Смертная казнь — обычный приговор. И в основном преследуются те, кто изготовляет их и продает. Даже если ты продал свои законные. Но я еще ни разу не слышала, чтобы наказали того, кто купил.
— Ясно, — буркнул беглец, вздохнул, мрачно огляделся, сбавляя шаг, и поплелся дальше. А немного погодя, когда они пересекли очередной перекресток и свернули налево, на широкую улицу, освещенную одиноко здравствующим окошком на самом верху девятиэтажного дома, вновь обратился к ней: — Вы говорили про какие-то столбы. Что это?
Девушка неожиданно потянула его на середину дороги, сказав полушепотом:
— Пойдемте на ту сторону — там не так заметно. А то еще нарвемся на какой-нибудь случайный патруль… — А когда они перебежали улицу и пошагали по узкому каменному тротуару, огороженному рядом маленьких пушистых елочек, продолжила таким же тихим голосом, отвечая на его вопрос: — Столбы — это граница нашей Республики. Она проходит здесь недалеко. Два ряда двухметровых столбов, стоящих, примерно, метрах в тридцати друг от друга, очерчивают полосу, разделяющую одну республику от другой. Ширина этой полосы всего четверть километра, но чтобы перейти ее… — Она замолчала, покачала головой, поджала губы, потом глухо проронила: — Это опасно.
— Опасно?.. Почему?
— Зона в этой местности подвергается какому-то воздействию. — Голос у нее сломался.
— Там стоят генераторы излучений?.. пси… психотронных… Психотронных?! — Беглец приостановился и коснулся ладонями своих висков — он неожиданно что-то вспомнил. Очень важное. Необычное. Однако слабый, еле светящийся огонек каких-то блеклых воспоминаний дрогнул, колыхнулся где-то глубоко в мозгу и — погас Вместе с этим странным, непонятным ему словом.
— Психотронных? А что это такое?.. — девушка бросила на своего спутника удивленный взгляд. А увидев, как тот напряженно тискает свои виски, обеспокоенно спросила: — Что с вами?.. Вам плохо?
— Ничего, так просто… — Он с силой выдохнул. — …вдруг что-то вспомнилось… Так там стоят генераторы?
— Ничего там нет, — поникшим голосом ответила Галинка, — ни машин, ни людей. Одни голые деревянные столбы. Но, рассказывают, переходить эту полосу очень опасно.
— Кто рассказывает?
— Люди, — простой, немудреной фразой пояснила она и, чуть помолчав, задумчиво прибавила: — Говорят, кто перейдет ее — сразу меняется…
— Кто меняется — человек?
— Ну, наверно! Кто же еще?.. — Девушка, кажется, опять рассердилась, и беглец понял, что она, наверняка, сама толком ничего не знает — потому и злится. А может — чего-то и не понимает.
Тогда он увел разговор чуть в сторону, спросив:
— И далеко уходит эта линия столбов?
— Да нет, как обычно. Ведь город разделен практически на равные территории…
— Что?! — Беглец остановился как вкопанный и резко, всем корпусом, развернулся к девушке. — Ты хочешь сказать, что здесь, в этом городе, разместилось несколько самостоятельных республик?!
— Конечно. А что тут удивительного? — Она качнула головой, вытянула губки и заинтересованно глянула на беглеца. — Все наше некогда до абсурда огромное государство вот уже более четверти века расчленено, примерно, на тысячу отдельных, строго изолированных друг от друга республик. И, думаю, это правильно. Хотя со многим, конечно, я не согласна… Или не знал? — И лукаво повела бровями. Однако парень этого не заметил — и не только из-за темноты. Он обескуражено кивнул, машинально взял девушку под руку и молча, казалось, через силу волоча ноги, побрел дальше.
Привел его в себя разочарованный выдох Галинки, неожиданно раздавшийся возле самого уха:
— Вот мы и дома.
Беглец недоуменно повертел головой и с трудом обнаружил недалеко от себя темный силуэт знакомой ограды.
Они подошли ближе, к калитке, и свет, струившийся сквозь крохотную дырочку в плотно зашторенном окошке, неожиданно упал бледным расплывчатым пятном на лицо Галинки. Парень посмотрел в опечаленные глаза своей очаровательной спутницы — и вдруг понял: она огорчена не только тем, что не смогла достать лекарства, но и еще чем-то. Может быть тем, что их необычной прогулке подошел конец и сейчас они должны, к сожалению, расстаться, вернее, разойтись по разным комнатам? Он боялся в это поверить, — вдруг ему это просто показалось?
Парень осторожно дотронулся до плеча девушки и хрипло отозвался:
— Да, мы у дома… — И только было хотел притянуть ее, приласкать, как она, словно разгадав намерения спутника, быстро протараторила, увертываясь в сторону:
— А что мы скажем бабушке насчет лекарства? — И игриво сверкнула отраженными в глазах огоньками.
Беглец тряхнул головой, шумно выдохнул, пожал плечами, буркнул:
— Не знаю… — И не искушая себя больше, торопливо прошагал в калитку.
Лысый небрежно пришлепнул большой массивной папкой полудохлую жирную муху на столе, скривился и подумал, тяжело вздыхая: «Если бы так просто можно было разделаться и с тем удравшим ублюдком! Эх, если б… Что же теперь докладывать Первому? Этот чертов боров меня же сотрет в порошок, смешает с дерьмом!..»
Он хмуро оглядел вытянувшихся перед ним громил, — высокого широкоплечего парня в полувоенной форме и среднего роста детину в черной кожаной куртке, — и сипло проворчал:
— Так что же, недотепы, будем делать?
«Недотепы» враз судорожно сглотнули и вновь замерли в тревожном ожидании. Однако их, казалось, заплесневелые мозги были не такими уж протухшими — они лихорадочно работали, стараясь
