– Зачем меня перевозят? Что должно произойти?
– Тебя никуда не перевезут, если ты не хочешь, – сказала Лена. – Я поговорю с твоими родителями.
– С родителями?
– Они скоро приедут, – успокаивала Лена. – Все в порядке.
– Они знают? – спросила Джулия, и голос ее задрожал. – Вы все рассказали им?
– Нет. Детали им неизвестны.
– Только не говорите папе! – зарыдала девушка. – Не скажете? Ему нельзя знать. Нельзя.
– Ты не сделала ничего плохого, Джулия, твоему отцу не в чем тебя винить.
Джулия замолчала. Потом она снова посмотрела в окно, по щекам струились слезы.
– Все хорошо, – повторила Лена, доставая платок из коробки на столе.
Она наклонилась над девушкой, промокая воду с подушки. Меньше всего ей стоит думать о реакции отца. Лена уже имела дело с жертвами насилия и знала, как срабатывает чувство вины. Пострадавшая обычно винит только себя.
Раздался странный звук, чем-то знакомый. Слишком поздно Лена поняла, что это ее револьвер.
– Отойди, – прошептала Джулия.
Она едва удерживала револьвер забинтованными руками. Направила его на Лену, затем на себя, пытаясь ухватить понадежнее. Лена взглянула на дверь с мыслью позвать Джеффри, однако девушка предупредила:
– Не смей.
Лена подняла руки, тем не менее не отступила назад. Она знала, что предохранитель не снят, но поняла, что Джулии хватит двух секунд, чтобы справиться с ним.
– Дай мне револьвер, – велела Лена.
– Ты ничего не понимаешь, – сказала девушка. – Ты не понимаешь, что он со мной сделал, как он…
Она едва держала револьвер, однако дуло было наставлено на Лену, а палец лежал на спусковом крючке. Лену бросило в холодный пот при мысли, что она не уверена, в каком положении предохранитель. Наверняка она знала только то, что револьвер заряжен. Стоит снять предохранитель, нажать на крючок…
Лена пыталась говорить спокойным голосом:
– Что, солнышко? Что я не понимаю?
Джулия приставила револьвер к подбородку. Пальцы не слушались, и она его чуть не уронила.
– Не делай этого! – взмолилась Лена. – Пожалуйста, отдай мне револьвер. Он заряжен.
– Я знаю.
– Джулия, пожалуйста, – продолжила Лена, ни на секунду не прерывая разговор. – Послушай меня.
На лице девушки появилась легкая улыбка.
– Папа брал меня с собой на охоту. Он разрешал мне чистить ружья.
– Джулия…
– Когда я была там, – ее затрясло, – когда я была с ним…
– С мужчиной? С мужчиной, который тебя выкрал?
– Ты не знаешь, что он сделал, – сказала Джулия жестко, – какие вещи. Я не могу сказать тебе.
– Господи, бедная моя девочка…
Лена хотела придвинуться ближе, но Джулия Мэтьюс решительнее нацелила на себя оружие.
– Я не позволю ему снова обидеть тебя, Джулия. Даю слово.
– Ты не понимаешь, – зарыдала Джулия.
Она едва удерживала в руках револьвер, но на таком близком расстоянии это не имело значения.
– Милая, пожалуйста, не надо, – сказала Лена, бросив взгляд на дверь.
По ту сторону стоял Джеффри. Если бы дать ему знак так, чтобы Джулия не заметила.
– Не смей, – предупредила девушка, словно прочитав мысли.
– Не стоит этого делать, – убеждала Лена.
Она старалась придать своему голосу твердость, хотя только в учебниках читала о подобных ситуациях. Ей никогда раньше не приходилось отговаривать кого-либо от самоубийства.
– Как он касался меня, – произнесла Джулия. – Как он целовал меня. – Она затихла. – Тебе не понять.
– Чего? – спросила Лена, медленно протягивая руку к револьверу. – Чего мне не понять?
– Он… – Джулия остановилась, издав гортанный звук, – Он занимался со мной любовью.
– Он…
– Он занимался со мной любовью, – повторила она, и ее шепот эхом прошелся по палате. – Знаешь, что это такое? – спросила она. – Он все время говорил, что не причинит мне боли. Он хотел любить меня. И любил.
Лена открыла рот, но ничего не смогла сказать. Она не верила своим ушам.
– Что ты несешь? – спросила она, давая себе отчет, насколько грубо звучит фраза. – Что ты имеешь в виду?
– Он занимался со мной любовью, – повторила Джулия. – Как он касался меня…
Лена непроизвольно затрясла головой, переспросила:
– Ты хочешь сказать, что тебе понравилось?
Раздался щелчок: Джулия сняла предохранитель. Лена хоть и оцепенела от ее откровения, но протянула руку за секунду до того, как девушка спустила курок. И едва успела отвернуться от взорвавшейся головы Джулии Мэтьюс.
Вода в душе колола кожу иглами. Жжение не причиняло неудобства. Весь организм онемел, потерял чувствительность. Ноги подкосились, и Лена скользнула на дно ванны. Подтянула колени к груди, закрыла глаза; вода била по лицу и плечам. Лена опустила голову, чувствуя себя тряпичной куклой. Капли застучали по макушке, – и пусть. Она была опустошена. Не осталось ни одной вещи в жизни, которая имела бы хоть какое-то значение: плевать на работу, плевать на Джеффри, плевать на Хэнка, плевать на себя.
Джулия Мэтьюс умерла. Как и Сибилл.
А она?
Вода стала совсем холодной, защипала кожу. Лена выключила душ, взяла полотенце, но вытираться не стала. Тело словно осталось грязным, хоть она и мылась второй раз за последние пять часов. Во рту стоял странный привкус. То ли ей казалось, то ли на самом деле он появился, когда Джулия спустила курок.
– Ли? – позвал ее снаружи Хэнк.
Лена вздрогнула.
– Я выйду через минуту.
Выдавила пасту на щетку. Посмотрела на себя в зеркало. Сегодня сходство с Сибилл пропало. В ней ничего не осталось от сестры.
Лена спустилась на кухню в халате и тапочках. У двери оперлась рукой о стену, почувствовав головокружение и тошноту. Она заставляла себя двигаться, иначе можно уснуть и никогда не проснуться. Тело молило об отдыхе, болело, однако Лена знала: как только голова коснется подушки, вся сонливость улетучится, перед глазами возникнет образ Джулии Мэтьюс за мгновение до самоубийства. Девушка смотрела на Лену, когда спустила курок. Их взгляды были прикованы друг к другу, и в одном из них вдруг погасла жизнь.
Хэнк сидел за кухонным столом, пил колу. Когда она вошла, он поднялся. Лене стало стыдно. Она еще держала себя в руках, пока Фрэнк вез ее домой. Не сказала напарнику ни слова, не объяснила, почему заляпана серым веществом, словно воском. В нагрудный карман попали кусочки кости, по лицу и шее будто до сих пор стекала кровь. И только закрыв за собой дверь, Лена разрыдалась. Присутствие Хэнка обостряло чувство стыда, он обнимал ее, утешал… Лена не узнавала себя. Она не подозревала, что может быть такой
