С минуту царила гробовая тишина. Даже ветер, чудилось, решил придержать разгул и посмотреть, чем дело кончится. Потом внутри заскрипели половицы. Человек очень старался красться неслышно, но был тяжел и недостаточно ловок. У порога он замер. Еще минуту по обе стороны двери напряженно состязались в чуткости слуха и терпении. Затем зашипел жирно смазанный засов, темноту взрезала полоса света, передавленная грузной тенью. Дверь медленно поползла наружу. Когда ширина щели доросла до локтя, Шагалан устремился в атаку. Уцепился за створку, провернулся на ней, одновременно распахивая ее дальше и вылетая на врага. Мигун, человек с обличьем лешего, успел лишь инстинктивно вскинуть руку. Не прерывая движения, разведчик жестко ударил, впихнул обмякшее враз тело в сени, сам прыгнул следом. За открытой дверью в горницу дернулись какие-то тени. Пока бесчувственный кузнец с грохотом валил скамьи, а сзади стучал сапогами по крыльцу Опринья, юноша неспешно вошел в комнату.
У стола в свете толстой свечи стоял Бархат. Напруженный, с окаменевшим лицом, в руках – меч. Мрачные черные глаза впились в незваного гостя, в них мало обнаруживалось растерянности, зато ярости хватало с избытком. Так и не вытащив оружия, Шагалан огляделся с порога: ничего почти не изменилось с его прошлого визита, разве что пучки драгоценной травы сейчас небрежно свалены в угол. На столе бутыль вина в соломенной оплетке, пара оловянных кружек, миска с нехитрой снедью. Закончив осмотр, юноша вновь повернулся к Бархату. Разбойник держался хорошо, только острие клинка слишком уж нервно дергалось над полом.
– Где второй? – спросил Шагалан будничным тоном.
Мимо плеча в горницу втиснулся Опринья, глянул на Бархата, потом – удивленно – на Шагалана. Атаман встретил ватажника вспышкой ненависти:
– Вот с тобой-то уж точно не ожидал здесь столкнуться! Продажная тварь! – Под конец голос дрогнул, сорвавшись с хрипа на визг.
– Вопрос продажности мы еще обязательно обсудим, – согласился разведчик. – Сперва ты ответишь, где второй.
– Второго вы завалили в сенях, болваны!
– Не юли, атаман. – Юноша поморщился. – Мы тут давно созерцаем ваши маневры.
Бархат поджал губы:
– Его уже не догнать. Ушел, едва затеяли шуметь. Через кузню. Однако вам туда не пройти! – Клинок поднялся на уровень пояса, перегораживая дорогу.
Опринья беспокойно заворочался, Шагалан, склонив голову к плечу, с интересом воззрился на противника.
– Собираешься потягаться со мной в махании железом? – осведомился он столь холодно, что Бархат побледнел. Но не отступил.
– В свое время у меня неплохо получалось, – с трудом вымолвил атаман.
– Нынче другие времена и другие люди. И через кузню твой товарищ никуда не убегал. Если не ошибаюсь, это он норовит затаиться за печью? Вылезайте на свет, сударь! Вы же не трусливая мышь, чтобы прятаться по щелям, ведите себя достойно. Например, как ваш пособник.
После секундного замешательства мокрый дорожный плащ в запечье колыхнулся, откинулся. Отряхиваясь, на середину комнаты выбрался невысокий плотный человек, темноволосый, средних лет. Одет он был в потертый купеческий кафтан, а в руке сжимал короткий меч.
– Здесь как-то все друг друга знают, – ухмыльнулся Шагалан. – Не соизволите ли представиться?
– Много чести для такого отребья! – выкрикнул человек. Судя по лоснящемуся лицу, нервничал он куда сильнее Бархата.
– Спасибо, сударь! – Разведчик, кивнув, обернулся к Опринье: – Акцент, вероятнее всего, из Овелид- Куна. Старина Гонсет, сдается, не очень доверяет местным шакалам.
Глухо рыкнув, чужеземец ринулся в бой. Юноша не замедлил шагнуть навстречу, ножнами с оставшейся в них саблей увел в сторону размашистый удар, а головкой эфеса ткнул в лицо. Противник, охнув, отлетел вспять, на руки Бархата. Несколько секунд атаман поддерживал заливаемое кровавой чернотой тело, затем брезгливо уронил его на пол. Медленно выпрямился, стирая следы растерянности и страха, перехватил свое оружие, встал удобнее. Похоже, он ясно сознавал, что поединок окажется для него роковым, тем не менее отказываться от драки не собирался. Новый топот сзади, на пороге комнаты возник запыхавшийся Ретси с мечом.
– Что у вас вдруг? – гаркнул он, обводя горницу глазами.
– Ничего особенного, – успокоил разведчик, последним из присутствующих обнажая клинок. – Как Мигун?
– Вязать сразу начали, глядь, а он уже не дышит. Крепко приложился.
– Не беда. Еще одного я тоже усмирил, хотя в живых он пока останется. И господин Бархат вот-вот к ним присоединится, если, конечно, не проявит здравомыслие.
Атаман, озиравшийся загнанным зверем, пристально всмотрелся в холодное лицо Шагалана, распаленное – Ретси, хмурое – Оприньи. Сплюнул под ноги и со звоном, гневно швырнул туда же меч. Выругался.
– Разумное решение, – хмыкнул Шагалан. – Если не возражаете, Ретси вас свяжет… ради общего спокойствия. И вашего товарища заодно.
– Чего вы от меня хотите? – надменно произнес Бархат, когда ему стягивали руки веревкой.
Юноша убрал оружие, присел на краешек стола.
– Собственно, мне от вас, господин атаман, почти ничего не надо. Я и так знаю, что вы вступили в сговор с мелонгами, что подрядились выманивать для них других, настоящих повстанцев. Единственное, чем вы могли бы помочь, – уточнить круг лиц, осведомленных о данной забаве. Чтобы не особо мучила совесть, скажу – свой вариант списка я уже составил… Вместе с тем, хотя мои запросы этим исчерпываются, придется рассказывать и о самом заговоре, причем с подробностями. Позволим господину Опринье внимательно выслушать вашу откровенную исповедь?
– Тогда давайте условимся, – процедил Бархат сквозь зубы. – Я выкладываю все без утайки, вы – сохраняете мне жизнь и свободу.
– Боюсь, вряд ли получится. Сегеш определенно захочет вывесить всех изменников рядком. Впрочем, если хорошо постараетесь, я, пожалуй, замолвлю словечко.
– Какой же мне смысл, поясните, откровенничать? Если впереди и так и так петля?
Тем временем Ретси закончил связывать чужеземца, усадил у стены и принялся вытирать ему обильно кровоточащий нос. Шагалан задумчиво посмотрел на Бархата.
– Существуют разные способы заставить человека поделиться правдой. Вам знаком, например, вот этот? – Юноша извлек из рукава изогнутую костяную иглу. – Кусок обыкновенной женской шпильки, но я найду дюжину точек, куда вводить эту штучку дьявольски больно. Без особой крови и усилий, однако вы предпочтете виселицу продолжению подобной жизни. Надеетесь вытерпеть? Возможен иной вариант: пройдем в кузню, разожжем горн, железа там в достатке…
– Хватит! – непроизвольно дернулся Бархат. – Не ожидал от вас такой… жестокости.
– У меня масса скрытых достоинств.
– Я… – Бархат понурился. – Я буду говорить.
– Прекрасно. Ретси, усади господина атамана удобней, это он уже заслужил. Начинайте с самого начала, с момента, когда на вас вышли мелонги.
– Нет, все происходило не совсем так. Года три назад Ааль верховодил в крошечной шайке, обитавшей в предгорьях Хамарани. Его выловили при каком-то мелком грабеже, чудом не забили на месте и отдали властям.
– Я слышал историю про счастливый побег.
– Никакого побега. Люди Гонсета выбрали Ааля для важного задания и, столковавшись, отпустили на волю. Там он взялся сколачивать новую ватагу. Кого-то находил сам, кому-то позволяли сбежать мелонги.
– Ватажники знают об особом статусе их отряда?
– Нет, естественно. В помощь Аалю направили меня, позднее мы вдвоем ввели в курс Ряжа.
– Чем купили вас?
– Чем обычно покупают? – буркнул Бархат исподлобья. – С одной стороны кладут золото, с другой –
