Хребту.
Ладно, птицы…
Мы их видели, и, благодаря подробному рассказу Демченко во время очередного сеанса связи, неплохо представляли, чего можно ожидать от этих пташек. Повисели над нами боевой тройкой, покружили. Мы дождались, когда они спустятся метров до трёхсот и врезали по ним синхронно из обоих ПКМ. Ни одного не уронили, но больше эти сучьи кондоры к нам не подлетали. Ибо слух о двух степных богатырях на страшных зелёных конях прошёл по всей Степи Великой!
Но и кроме птичек, в степи имеется гадкого. Два раза видели степных волков, а, может, шакалов — темно рыжие, с чёрными подпалинами, числом не менее семи. Для Земли-2 невелик зверь, но нарвись на них без оружия, и спалишься до смерти. 'Родных' волчар, лесных, не видели ни разу, видать ниша не та.
А один раз дорогу нашей суровой мотоколонне пересекли гепарды, всем семейством! Те же 'кисы', что и на старой Земле, вот только размеры, как всегда, подправлены в большую сторону. Хищники не бежали стремглав, а степенно трусили на юг, в стае где-то десять хвостов. Надо же, даже кондоров не боятся! На нас гепарды просто положили большой и толстый болт; типа, мало ли кто тут шляется, надо будет — сожрем на ужин.
— Слышь, Сомов! — крикнул я напарнику, — гепарды приучаются легко, об этом все знают! Давай заберём с собой маленького кичуна! Они мирные.
— Кошачий хищник мирным не бывает, — невозмутимо сказал Гоблин. — Если бы твой домашний кот был больше раза в три, ты бы ему телевизор включал по приказу.
Так что ходить по местной степи пешком и без оружия чревато. Отправляться же без снаряжения к горам, поближе к гнёздам кондоров и несомненно имеющихся там медведей — чистое самоубийство, 'по моему скромному'…
Разговор шёл доброжелательно, с сочувствием, типа открыто, хотя на самом деле мы сербов постоянно прокачивали. Точнее, я один этим занимался, Гоблин был по маковку занят стандартным рассказом. Всё это дело отнимает много времени, но оно того стоило — целый монокластер в перспективе присоединения! Естественно, сперва я отбился 'Вышке', описал нашу ситуацию, узнал общую тактическую.
У костра, тем временем, шёл неспешный 'входной' разговор, прерываемый минутами раздумий и репликами общего характера. Базар катался на двух уникальных языках: русско-сербском и гоблинском.
— Ну, я вижу, что бойцы-то у вас реальные. С луками, надо же…
— Неком рат, неком брат…
— Эт да… У нас говорит, кому война, а кому мать родна.
Но мысли сербов о другом.
— Так одним селением жить, это как?
— А никак. Такого никак не обещаем. Пойми, Марко, мы тут делаем единое. Хавир родоплеменных не будет, эта тема ещё на Земле-1 скисла. Мы одной семьёй, да? А там, кто кем может. Кто на пароходе, кто с косой, а я вот — торпедой.
— У вас и брот есть?!
— Чего? А, пароход… Ну, а как же, всё серьёзно, как иначе отсюда людей выводить? Не степью же гнать, не в гулагах.
— А язык?
— Да и говорите в семьях! Но детям преподавать не будем. Один язык в анклаве — русский, и никаких вторых и третьих государственных. Вот смотри, у нас в группе есть татарин, казачина интеллигентная, русский алкан и я, коктейль из трёх народов. И все мы русские, давным-давно.
— Народ кой не познаие свою прошлост, не заслужуе ни будущност.
— Ты, Марко, человек поживший, в понятия врубной, знаешь, что тут главней оценка прошлого, а не сама история с фактами наголо. Вот и оценивай реально, без байды, делай выводы. На одном и том же детей разному научить можно.
Я слушал эту радиопьесу, думал, оценивал.
При первом же контакте с потеряшкой сразу всё смекнёшь и поймешь, как кто настроен, люди уже многое успели передумать за эти тяжкие дня страха и неизвестности. Все мы по-житейски расчетливы, все видят выгоды и удобства. Только нужно эти 'удобства' увидеть, ясные, конкретные, а ведь они разные у людей. Сербы, если вы не знаете, народ достаточно сложный, южный, хвастливый не без причин. И они давно привыкли носить всю свою скорбь и вечную песнь о исключительной самости с собой — поди, оторви эти факторы сейчас от национального характера. Так что лучше сразу все иллюзии вышибать, правильно Сомов базар разводит.
— А не хочем?
— Ништяк, живите, как хотите, воля ваша, это свято.
— Русские помогут?
— Помощь, Марко, есть реакция на правильный движняк, даже если сил у кого в ноль, — терпеливо пояснял Гоблин. — Остальное есть кормёжка. Кормёжки не будет. Оставайтесь, поможем и так, только путь свой покажите, каков он у вас будет? Тихо тут вымирать, от всех по кустам прячась? Но и прессовать никого не будем, тут уж кто как делит. Своё склеите — бог помощь.
— Човек без слободе као риба без воде.
— То и оно, что человек… Вот и будьте свободными людьми. Знаешь, во мне ни зырянин, ни старожильский сибиряк свободы не просит. А вот русский, жёстко российский требует, хер согнёшь, зуб дам. Вспомни Европу, американцы всех по маленьким норам развели, объединиться не дали. А сами? Сами не хотят, кучкуются. Чё нам, и тут ждать, когда такие 'американцы' появятся и всех запрессуют?
Вот как Сомов валит, уже и пиндосов приплёл… Но так оно и есть. Нельзя нам национальные кварталы плодить, если начнём хоть краем — считай, всё пропало, опять старая Земля слепится, опять всё с начала, драки и кровь навеки. Иначе ничего путного не сплавится, вперемешку надо жить, привыкать. Сколько мы вечерами у радиста в 'клубе' слов протёрли в этой теме…
— Едина Россия?
— Тьфу на тебя! — испугался Гоблин. — В смысле, партия у нас такая была, да… А так да, единая. Посули сам, мы вас искали. Искали не немцев, не бельгийцев, а вас, как братьев. Зачем? Да чтобы вместе шишку в этом мире держать. Свободно.
Вот такие у Гоблина понятия о свободе.
Короче, с этим мы сербов и оставили в покое, для раздумий и советов.
А сами махнули на юг, решили пролететь скоренько, глянуть, может, и найдутся ушедшие, если вдруг поумнели в пути. Жаль, далеко запрыгнуть у нас никак не получится: лимит времени операции, задачи, запас топлива… Отдельная тема. Прыгнули мы с Мишкой в квадры и уехали в поиск до вечера, до сербского ответа — конкретного, окончательного.
Съездили зря, спустились на юг на сто километров: нет людей. Или не выходят. Во всяком случае, следов пребывания не видно, впрочем, что тут безоружным делать-то? Местность всё опасней становится, лес всё гуще и выше, хищники всё чаще, судя по следам. Сербы даже не пробовали в степи охотиться, хотя бизонов видели, — нет оружия с достаточной дальностью поражения, а места на зверя не засадные. Кроме бизонов, которых в этом секторе сейчас нет, стада круг завершают, по волжской стороне Междуречья идут, в степи бегают сайгаки, быстрые, вёрткие. Их ещё сложней брать. Сербы пользовали лесных оленей и прочую боровую дичину.
Вернулись мы к вечеру, чуть поговорили, и я понял — сладится.
Потому и отошёл к машинке, типа понаблюдать, а, на самом деле, чтобы над душой в такой момент не висеть. А этот бугай неотёсанный орёт.
О, чувствую, можно рацию доставать!
Гоблин рукой машет, подходи мол, исторический момент.
— Спасибо вам за хорошие слова. Я знаю что православние русские никогда не думают плохо о сербах. Серби по тому очень любиат русский народ. Наши язики очень похожи… Мы думали, что же, мы выразили различные слова… В прошлом ми наверно били один народ. Всё это так, в конце концов, мы
