такой подлости… Нет, так нельзя. Тебе Театр на Таганке судьбу подарил, квартиру, славу… да дело даже не в этом. Это профессиональная честь, это как же так – предать собственные подмостки. Сцена отомстит, профессия такого предательства не прощает! Как же так – плюнуть в „Таганку“, плюнуть в труппу, в коллег, в Любимова. Можно ругаться, но сцена, театр, зритель твой… Нет, Леня, ты не прав…»
Игнорируя «Таганку», Филатов в том же феврале благополучно сыграл премьеру «Игроков-XXI» на сцене МХАТа. Причем премьера выглядела весьма неординарно. С 20 по 24 февраля участники спектакля сыграли пять генеральных репетиций для всех желающих, причем бесплатно. На эти репетиции пришло столько народу, что зал каждый раз был забит до отказа. 25 февраля 1992 года была сыграна полноценная премьера: с продажей билетов, многочисленными откликами в прессе. Кстати, последние были сплошь ругательные и ясно указывали на то, что, в отличие от простого зрителя, официальная критика этот эксперимент («Игроки-XXI» стали первым антрепризным спектаклем в новой России) приняла в штыки.
Не менее жестко отозвался об этом спектакле и Валерий Золотухин (он посмотрел его в конце того же февраля): «Это вопиющая пошлость. Мне кажется, что актерам (Филатову) стыдно эту дребедень играть. Неужели деньги?..»
Спектакль «Игроки-XXI» шли чуть больше недели, когда его актерский состав постигло несчастье: 4 марта в лондонской клинике скончался один из главных участников спектакля Евгений Евстигнеев. В Лондон он отправился, чтобы сделать операцию на сердце, но, перед тем как лечь на операционный стол, так переволновался, что у него случился сердечный приступ. И светила западной врачебной науки не смогли его спасти.
Поскольку трагедия произошла неожиданно и искать замену Евстигнееву уже не было времени, его роль в спектакле взял сам режиссер-постановщик Сергей Юрский.
Глава сорок пятая
Сердитое интервью
В середине марта Филатов отправился с сольными гастролями в Надым. В ту пору для актера это стало одним из немногих способов зарабатывания денег, поскольку все остальные способы случались редко: книги издавались нерегулярно, а в кино он сам отказывался сниматься, поскольку роли ему предлагались из разряда «ни в какие ворота» – то какого-нибудь циничного мафиози, то опустившегося интеллигента и т. д.
Пока Филатов был в отъезде, в столичной газете «Вечерний клуб» появилось большое интервью с ним, которое он дал журналистке Елене Слободчиковой буквально накануне отъезда. Поскольку это интервью можно назвать программным, приведу из него некоторые отрывки. Вот как, к примеру, Филатов описал свои впечатления от ситуации в культурной жизни страны:
«Что касается оценки происходящего, то я не думаю, что скажу что-нибудь не банальное. Во всем, что происходит сегодня с культурой, меня более всего удивляет позиция российского правительства. Опять звучит знакомый большевистский тезис: сначала надо накормить народ, нужно действовать поэтапно… а потом… Не будет потом, потому что ментальность сопротивляется: другая психология, другая земля, другая природа, которая, как известно, тоже формирует ментальность нации. Никогда, как справедливо заметил Никита Михалков, мы не будем похожи на Голландию. Получается нечто третье… и в это нечто третье надо закладывать отечественную культуру, вместе с колбасой сберегать духовные ценности. А к культуре относятся по-хабальски: она растоптана, унижена, не имеет ни копейки.
В России обещают сократить треть театров. Что уж они все такие плохие? Но других там нет и, стало быть, не появятся. И кто сказал, что театры будут существовать без поддержки государства? А кино? Если и снимается какое-то кино, то оно делается дилетантами, а если и возникают прекрасные картины, то они заматываются прокатом, кто их видит?
Экраны заполнены американскими фильмами. Конечно, есть прекрасное американское кино, которое могло бы стать ориентиром, показателем вкуса. И вообще американское кино могло бы стать мостом между нашим и европейским кино, но этот хороший кинематограф мы благополучно миновали и крутим, крутим дешевую пошлятину…»
Здесь позволю себе внести собственный комментарий, уже из наших дней. Почему в годы ельцинского дикого капитализма на наши экраны хлынула дешевая американская кинохалтура, которая была рассчитана на отсталые, колониальные страны? Да именно потому, что серьезное западное кино из разряда прогрессивного российским правителям было невыгодно. И не в силу его дороговизны, а по идеологическим соображениям: стояла задача оглупить и опустить народ до полускотского состояния. А если бы он лицезрел на своих «видаках» серьезное кино Сиднея Поллака, Стэнли Крамера или Роберта Олтмена, то, глядишь, и охмурить его было бы гораздо труднее.
Например, если бы на российские экраны пришли американские антивоенные фильмы типа «Доктор Стрейнджлав, или Как я научился не волноваться и полюбил атомную бомбу» Стэнли Кубрика, «M.A.S.H» Роберта Олтмена или «Уловка-22» Майка Николса с их резким неприятием войны и показом ее губительности и абсурдности, то, глядишь, и войны в Чечне могло бы не быть. А если бы у нас запустили такие фильмы, как «Вся президентская рать» Алана Пакулы или «Кандидат» Майкла Ритчи, где показана изнанка большой политики, глядишь, и Бориса Ельцина не избрали бы на второй срок. А ведь в американском кино есть еще прогрессивные фильмы о борьбе рабочего класса за свои права, о сопротивлении маленького человека росту преступности, о продажности средств массовой информации и т. д. и т. п. Но российский кинопрокат начала 90-х намеренно отказался от показа подобного рода картин (судя по всему, не без подсказки своих западных партнеров), заполнив рынок фильмами из разряда «с одной извилиной», где все и всех крушили Жан-Клод Ван-Дамм, Дольф Лундгрен, Марк Дакаскос и другие «киноотморозки».
Но вернемся к интервью Леонида Филатова.
«То же самое происходит с телевидением: какие-то хит-парады, рокеры, брокеры, конкурсы красоты. Как это ни странно, но вместе с цензурой времен застоя исчезла и вкусовая цензура. Вдруг вынырнула и хлынула на экран армия пошляков, и у них аудитория, она ширится. А ведь это наши дети. А тут еще все запуганы рынком, приватизацией…
Рынок? Хорошо, все за! Но каким он должен быть в стране, где во время войны старушки подавали пленным немцам кусок хлеба? Эта жалость к арестантику, жалость к ближнему в ментальности народа, ее надо брать в расчет (кстати, как и нашу лень, нашу расхлябанность), а не убивать на корню. Кто сказал, что рынок отрицает мораль? Кто сказал, что рынок – это молоток в рукаве, которым можно огреть зазевавшегося? И это вместо того, чтобы сбиться в кучку, выжить, уцелеть, помочь ближнему и душу собственную спасти в конце концов. И уже какие-то люди, чаще всего хапуги, норовящие что-то урвать для себя, торопятся директивно обозначить – это рынок! Воруешь, так воруй и не называй это рынком. Нет сочувствия, оно убивается, вытравливается. Правда, какие-то люди трепыхаются, на что-то жертвуют – и спасибо им, – но это их личные взаимоотношения с Господом, но государство-то никак не поддерживает эти усилия.
Рассчитывать на предпринимателей? Уповать на сегодняшних Мамонтовых, Третьяковых? Ну нет их, нет! А уж с нашей системой обработки мозгов и не скоро вырастут. Вот и создается ситуация, когда одни уезжают (а уж скольких выгнали сами!), а другие работают в расчете на… туда, туда… в Европу, на Запад. Понять их можно, но это не способ выживания отечественной культуры. И если кто-то думает, что это временный, переходный период, а потом… Нет! Это начало оккупации длительной, если не навсегда. Участие западного капитала может быть в чем угодно, но только не в культуре. Мы все равно никогда не породнимся: мы другие. Возьмите то же американское кино: язык птичий, слов минимум. Смотришь и думаешь: на каком языке говорит Америка? Ведь есть же у них Марк Твен, Скотт Фицджеральд. И понимаешь, что нам показывают кино, рассчитанное на обывателя, адаптированное кино. А Россия так не может. Россия – страна болтающая, задыхающаяся от слов, распаляющая их. Возьмите любую русскую каноническую пьесу – действия минимум и бесконечный поток слов. Везде все поменялось, а в России нет. Россия такая, и не надо ее приспосабливать к Западу…»
Последнее высказывание слышать удивительно, поскольку все годы перестройки Филатов поддерживал западников, которые именно тем и занимались, что вдалбливали в сознание советских людей тезис о преимуществах западного образа жизни над советским. Все эти сентенции западников о «рабской парадигме русской нации» для того и озвучивались, чтобы заставить советского человека проклясть свое
