— Играют в шахматы.
— Что, все сразу?
— Они так условились, что Петике будет играть один, а они — командой.
— Это как? Они ходят по очереди?
— Да нет. Договорились играть по демократическим правилам.
— Все против одного?
— Демократия — это когда правы те, кого больше. Чем больше людей говорит, что правильным будет такой-то ход, тем больше вероятность, что он окажется правильным.
— Что-то я не пойму.
— Говорю же, чем больше народу кричит, как ходить, тем правильней ход.
— Шах! — объявил тут Петике.
— d4-d5, — заорали Очкарику сразу несколько голосов, и он потянулся уже за фигурой.
— Слон-b3! — настаивали другие.
Очкарик стал считать голоса, но тут завопил Усатый:
— Ладья бьет на f7!
— D5, b3, f7, — кричали наперебой охранники, а еще в этой какофонии прозвучало: — Ферзем на b2!
Очкарик стал снова считать.
— Значит, так, d5 — 4 голоса, слон b3 — 4 голоса…
Усатый понял, что он в меньшинстве.
— Тогда не ладьей бьем на f7. А лучше конем! Точнее, не так. Ферзь b1! Посмотрим, чем этот умник ответит.
— Точно! Лучше ферзь b1, чем d5! — поддержал его Лаца Зашибленный.
Очкарик вынужден был констатировать, что d5, потеряв один голос, больше не наилучший ход. Таким образом, лучшим вариантом становится слон b3.
— Не, низзя! — захрипел опять Лаца. — Если не ферзь b1, то лучше d5.
Пять голосов.
— d5? Порядок, — сказал Очкарик. — d5!
— Мат, — сказал Петике.
— Что, что, что-о-о?! — завопили охранники. — Это как так вышло?
— Восьмилетнему сопляку продуть!.. Ну позор!
— Говорил же вам, что надо ферзем ходить!
— Идиот!
— Это Очкарик во всем виноват! — побагровел Дубина, и рожа его приобрела нецензурное выражение.
— Он играть не умеет. Придурок.
— Теперь сяду я. Вы все болваны. Если не пустите, я с вами водиться не буду!
— Ладьей надо было.
— Так я говорил…
— Говорил, но тебя не хватало.
— Очень даже хватало.
— Не знаете вы, что такое есть демократия.
— Я знаю.
— Я тоже знаю.
— Но я знаю лучше.
— Демократия — это когда другой может оказаться правым.
— Ну и что — оказался?
— Очкарик во всем виноват.
— Он опять продует.
— Очкарика надо менять. Он не сечет.
— Ни уха ни рыла не понимает. Давайте другого выберем.
Поскольку больше всех глотку драл Дубина, создатель розы с запахом потных ног, выбор пал на него.
Я пробежала несколько кругов. Много раз разбегалась, но, увы, как и прежде, взлететь так и не получилось.
Когда я вернулась к караульному помещению, то застала умопомрачительную картину: одни охранники рвут рыжую бороду Дубины, другие пинают его по заднице, а Пики, бегая вокруг них, визгливо поет: I fuck you! I fuck you!
— Что за цирк? — спрашиваю я у Максико. — Ведь они же играли все вместе.
— Играли-то они вместе, но считают, что проиграл Дубина.
— Мне это непонятно.
И я ушла. А через полтора часа, которые я потратила на тренировку, наконец объявился Максико.
— Что, турнир кончился? — спросила я.
— Только что.
— Кто выиграл?
— Петике.
— И с каким счетом?
— Восемь — ноль.
105. У аистов. Трюк с лестницей. Очередная жертва
В следующую субботу аисты устроили нам грандиозное угощение. Аисты ничего не подозревали, хотя их должно было удивить, зачем это мы притащили на ужин лестницу. Но их не удивило даже то, что двое из почетных гостей неожиданно отлучились. Пишта Потемко приставил лестницу к трубе, Бойси скользнула по ней наверх. Найти в темноте гнездо аистов большого труда Не составило, и вскоре она была уже на земле.
— Все в порядке, — шепнула Бойси, и оба тихонько присоединились к честной компании. Правда, Бойси старалась не поднимать лица, которое было красное, как вареная свекла.
Зато Пики так и крутилась весь вечер вокруг моего Максико. Подсовывала ему кусочки полакомей, зачарованно слушала его речи, беспрерывно жеманничала и, вообще, всячески старалась привлечь к себе его внимание. К примеру, три раза повторила ему свое коронное: «How many sisters do you have, sir?»
Уже на той чумовой вечеринке с сатирами я заметила, как вызывающе, если не сказать с откровенным нахальством, ведет себя эта Пики в присутствии Максико. Да и с тех пор при малейшей возможности она вертится вокруг него с бесстыдством уличной девки.
Похоже, она не способна взглянуть в глаза той печальной правде, что у Максико уже есть избранница, и сердце его всецело, бесповоротно и со всею возможной серьезностью принадлежит другой.
Опять новая жертва. На этот раз добычей чудовища стала белокурая восемнадцатилетняя девушка. Направляясь домой в город Ф., она ехала через лес на мопеде (или на моторино, как говорят в итальянских фильмах), когда неподалеку от дома, где лежит мнимоумерший поп, на нее напали и высосали у нее, предположительно с помощью шприца или вакуумного флакона, всю кровь, до последней капельки.
106. Через два дня. Позор
