— Ты что, пьятый?
— Не пьятый, а пьяный. Нет, дорогая, я совершенно трезв. Если ты пойдешь со мной, я все объясню тебе по дороге. — Я посмотрел на часы. Половина первого. — Через полчаса выходим. Подумай.
Я записал полное имя ее матери, взял чашку с кофе и пошел к телефону. Трубку взяли с первого раза.
— Добрый день, господин Хетгес!
Не знаю, то ли в воздухе было разлито что-то, то ли в кофе стали подмешивать веселящий порошок, о чем я прочитал в одной статье, но я вдруг ощутил невероятную легкость духа. На другом конце провода послышался голос, исполненный искреннего расположения ко мне.
— Знаю, знаю, я не должен звонить вам на работу.
— Я ожидаю важный звонок.
— Только два слова. Я должен не позже сегодняшнего вечера знать, не задерживали ли в последние дни женщину по имени Сташа Маркович. Она — беженка из Боснии, около тридцати лет, со светло- зелеными глазами.
— По какому телефону вам перезвонить?
— По домашнему телефону, около шести часов.
Я позвонил Слибульскому. Тот ответил, что работает над бумагами. Из трубки доносился рев моторов «Формулы-1».
— Что с лицом? Завтра у нас прием, не забыл?
— Думаю, что не испорчу аппетит твоим гостям своей рожей.
— Отлично. Как дела с «армией»?
— Если все получится, в субботу вопрос будет решен. А до этого хотелось бы пристроить у тебя в гостевой комнате одну очаровательную маленькую девчушку.
— И откуда у тебя взялась эта маленькая очаровательная девчушка?
— Это моя клиентка.
— Ты что, заделался уполномоченным по делам несовершеннолетних? Вчера, кстати, тут объявился один рокер, сказал, что он от тебя.
— Да, это Звонко.
— Со следующей недели может приступить к работе. А что с этой малышкой?
Я вкратце обрисовал ситуацию: каким образом Лейла стала моей клиенткой и почему я не могу оставить ее в своей квартире.
— Ладно. Тогда сварю спагетти и поиграю с ней в «города» или во что-нибудь еще.
— Да нет, такие игры она переросла. Лучше включи ей видак и поставь пару вестернов.
— Девочки не смотрят вестерны.
— Эта девочка смотрит и не такое. Сегодня ночью я собираюсь найти ее мать и отвезти ее к дочери.
— А ты уверен, что найдешь ее у этого, как его?
— Аренса. Думаю, найду. Самое главное — найти ее прежде, чем найдут меня самого. Надеюсь, что получится.
— По голосу слышу, что ты уверен в успехе.
Я что-то промямлил насчет того, что просто «хорошо выспался». Мы договорились на семь часов и закончили разговор. Мне хотелось сразу же сообщить новость Лейле, но потом я счел более педагогичным сделать это чуть позже, чтобы на вопли и сопротивление оставалось как можно меньше времени.
Через двадцать минут мы Лейлой сели в машину, и впервые, после того как фрау Байерле, снабдив меня альбомом фотографий своей любимой собачки, поручила мне найти Сузи, я отправился на ее поиски.
В этот момент в зеркале заднего вида я увидел, как мой сосед-лавочник выбежал из своего магазина, возбужденно размахивая руками. Какое счастье, что мы не столкнулись с ним на лестничной клетке, иначе пришлось бы нарушить наше негласное соглашение и волей-неволей заглянуть друг другу в глаза. Однако после того как он стал без запинки выговаривать мое имя, мне тем более хотелось избежать сближения с ним, которое неминуемо привело бы к взрывам, знакомым мне по первым годам знакомства с этим человеком. По мере возможности я старался ограничить наши отношения исключительно телефонными звонками.
Вторая половина дня, как я и ожидал, прошла в посещении разных приютов для животных — Фехенхайм, Ханау, Эгельсбах, Драйайхенхайм… Бесконечные ряды клеток, непрестанный лай дворняг. Все овчарки казались мне как две капли воды похожими на Сузи. Лейла, всю дорогу ворчавшая по поводу моего старого драндулета, моей вонючей шавки и даже поганой погоды, вдруг просияла, увидев клубок шерсти с глуповато-преданным взглядом. Она схватила фотографии и приняла на себя всю инициативу. Мой метод поиска — окликать всех овчарок и ждать, что Сузи опрометью бросится нам навстречу, — она явно забраковала.
— Посмотри на ее глаза. У Сузи глаза круглые.
— Ты имеешь в виду, крупные?
Сторожа и смотрители приютов были, как правило, угрюмыми, вечно что-то бормочущими себе под нос алкоголиками, которые обращались со своими питомцами исключительно посредством пинков, или сумасшедшими тетками далеко за сорок, излучающими страстную любовь к животным и искренне ненавидящими людей.
— Вы, наверное, ищете бойцовую собаку, да?
— Нет, мы ищем овчарку.
— Я спрашиваю потому, что бойцовых мы отдаем не в каждые руки.
— Очень похвально.
— Ну что, нашли свою? А ваша дочка, я вижу, совсем не говорит по-немецки?
— А о чем тут, собственно, говорить? Нам просто надо найти собаку, а времени в обрез.
Тщетно потратив четыре часа на поиски, мы отправились домой. Оставались еще четыре неохваченных приюта. Придется ехать туда в другой раз. А может, и не придется. С приближением вечера мне все меньше, а Лейле тем более, хотелось думать о Сузи.
Я припарковал машину на углу, и мы, прячась от лавочника, проникли в квартиру.
Пока я упаковывал в пакет стамеску, фонарик, куртку с капюшоном и пистолет, Лейла сидела на краю софы, нервно болтая ногами и заглатывая какие-то сладости, пахнущие дезодорантом.
— Думаешь, мать сегодня вернется?
— Во всяком случае, думаю, что найду ее.
И я действительно верил в это.
Так иногда бывает: тебя охватывает чувство уверенности, и ты веришь, что удача обязательно улыбнется. Наверное, такое чувство испытывает футбольный бомбардир, стоящий перед линией защиты противника, который точно знает, что он обязательно прорвется сквозь нее и забьет гол. И, как правило, забивает. Нечто подобное испытывал и я. Я был уверен, что найду мать Лейлы и разнесу там все в пух и прах.
— Без меня ты плохой детектив.
— Ну почему? Людей я ищу лучше, чем собак.
— Надеюсь. А что с Сузи?
— Мы осмотрели не все приюты для животных.
— Когда мать вернется, возьмешь меня с собой?
— Обязательно. Куда мне без тебя?
Ровно в шесть зазвонил телефон, и Хетгес сообщил, что Сташа Маркович не арестована и вообще не фигурирует в полицейских документах.
— Послушай, Лейла. — Я подсел к ней на софу. — Сегодня тебе придется переночевать у моих друзей.
К моему великому удивлению она тотчас же согласилась.
— Да, мне нельзя оставаться одной.
