следовало заключить в объятия мою ненаглядную, любящую, благородную мамочку? — издевательски спросил Питер.
— Вот видишь, как ты со мной разговариваешь! Откуда такая горечь, такое ожесточение? Ты обязан рассказать мне обо всем, я должна знать!
— Что знать, мама? Ты ведь все знаешь! И всегда все знала! Мне так хотелось еще в то время, когда это случилось, выложить тебе, что я о тебе думаю, но ты совсем чокнулась после смерти старого развратника, и я как дурак послушал Фей, которая просила не трогать тебя. Это была моя ошибка. Я должен был поговорить с тобой начистоту, вскрыть этот нарыв, но я этого не сделал, горечь накапливалась — и вот результат, мама!
— Так тебе об этом стало известно только перед самой его смертью?
— Да, если для тебя это важно, именно так… Но какой смысл копаться в этой грязи теперь?.. — Питер сделал большой глоток виски, налил себе еще, посмотрел на Энн и снова заговорил с таким безразличным видом, точно все это не представляло для него ни малейшего интереса: — У нас с Салли в то время не все шло гладко. Мы часто ссорились, причем нередко из-за тебя, мама, так как я по своей наивности считал, что она к тебе несправедлива и глупо ревнует меня к тебе. Одна из этих ссор зашла слишком далеко, Салли наговорила много лишнего, я постепенно сообразил, что к чему, и вот — раз! — тайное стало явным! Обыкновенная, вульгарная связь! Но даты — меня интересовали даты, мама. Должен был я знать в конце концов, чей сын Адам? Не буду рассказывать тебе подробно, как я заставил Салли признаться… Потом я сразу позвонил отцу, между нами вышла страшная ссора, но рассчитаться со старым негодяем я не успел: со своим обычным везением он на следующий же день отдал Богу душу.
Питер отвернулся и опять наполнил свой стакан.
— Питер, но почему ты не пришел ко мне, не рассказал об этом?
— Я ведь тебе объяснил, что Фей меня отговорила. Да ты мне и не поверила бы, ты в то время была не в себе. К тому же в этом не было необходимости, ты и так все знала. Не понимаю только, как ты могла после этого по-прежнему распространяться о своей любви к отцу!
— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что я знала?
— Ради Бога, перестань! Он сам сказал мне, когда я в тот вечер позвонил ему и прямо спросил об этом, пригрозив, что приеду к вам и все тебе расскажу. Он только рассмеялся. Черт бы его побрал, он рассмеялся! Я помню совершенно точно его слова: «Бог с тобой, сынок, у нас с твоей матерью нет секретов друг от друга!» И добавил, что тебя это не волнует. Подумать только, мою родную мать не волнует, что ее муж, а мой отец спит с моей женой!
— О Питер, бедный сынок! — с чувством произнесла Энн.
— Брось, мама! Я не нуждаюсь в сочувствии, во всяком случае в твоем… — с горечью проговорил он.
— Ты должен мне поверить, Питер! До прошлой недели я ни о чем не подозревала!
— Не нужно прикидываться, мама! Он добавил, что любовницы у него уже давно, а ты прощаешь ему неверность и любишь расспрашивать о гнусных деталях. Говорят, такое часто бывает, когда брак выдыхается!
Энн тяжело опустилась на софу. Руки ее дрожали.
— И ты поверил этому, Питер?
— Когда узнаешь, что твой собственный отец спит с твоей женой, ты уже ничему не удивляешься! Если бы мне сказали, что вы проводили время в постели втроем, я и этому поверил бы! Я хочу сказать, что варианты сексуальной взаимозаменяемости в нашей милой семейке очень разнообразны! — Питер невесело рассмеялся.
Энн встала, быстро прошла через комнату и с размаху ударила его по лицу.
— Как ты смеешь, Питер! Как ты смеешь говорить обо мне такие мерзости!
Питер медленно потер щеку.
— Нет ничего невозможного! — пожал он плечами.
— Ради всего святого, ведь я твоя мать! — Энн изумленно покачала головой.
— А как ты вела себя с Адамом! Иногда по целым неделям не видела его, а потом начинала вдруг носиться с ним и распускать слюни. Когда мы были маленькими, ты к нам так не относилась. Это и навело меня на мысль, что отец говорил правду.
— Адам — мой внук, поэтому мое отношение к нему совсем особое. Я и чувствую, и держу себя с ним по-другому. Я понимала, что не смогу видеть его каждый день, не рассчитывала на это. Бабушки привыкают к такому положению вещей. Этим объясняется и то, что я его баловала и «распускала слюни», как ты выразился. Я продолжаю испытывать к нему такие чувства. Ты можешь говорить обо мне какие угодно нелепости, но я его люблю и знаю, что он мой внук!
— Не можешь посмотреть правде в глаза, а, мама? — насмешливо спросил Питер.
— Питер, мы должны быть друзьями сейчас еще больше, чем раньше. Нужно вылечить нашу семью!
— Не думаю, что мы можем быть друзьями! Я чувствую, что не знаю, не понимаю тебя! Первое потрясение я испытал, узнав о позорном поведении отца, вторым была его смерть, а вскоре после этого ты сошлась с этим чертовым греком. В твоем поступке я увидел подтверждение того, что говорил отец. Так называемое вторичное доказательство — нечто вроде этого!
Энн посмотрела на сына, услышала, как презрительно звучит его голос, — и спокойствие покинуло ее.
— Питер, нам нужно подробно поговорить обо всем, выяснить это недоразумение!
— Нечего выяснять, мама. Я люблю Адама, так что никакой проблемы нет. Я знаю, что Эмма — моя дочь, а Салли я давно простил. Но своим родителям я простить не могу!
— А ты, Салли, разве мне не веришь? Ты же знаешь, что я ни о чем понятия не имела. Ты лучше чем кто бы то ни было должна была знать, что Бен меня обманывал. Вспомни, как я старалась быть тебе другом. Теперь я понимаю по крайней мере, почему ты отталкивала мои попытки сблизиться! — У нее вырвался сдавленный смех.
Салли долго не поднимала глаз.
— Я знаю только, что Бен уже давно был глубоко несчастлив с вами. Он говорил, что у вас ни о чем нет собственного мнения. При его чувственности жизнь с вами была для него очень тяжела… По его словам, между вами уже много лет не было близких отношений, — добавила она, как бы защищаясь. — Да, он говорил мне, что все вам рассказывает и что вы довольны, когда у него с кем-нибудь роман, потому что тогда он оставляет вас в покое. Должна признаться, что я презирала вас за это.
— Милостивый Боже, не верю собственным ушам! Я… — Энн пронзительно рассмеялась. — Я нормальная женщина и любила его как могла — может быть, особого опыта у меня не было, но… фригидной я не была. Это ложь! Бен сам ко мне охладел, а не наоборот!
Питер фыркнул и допил виски.
— Ты простил Салли ее вину, а мне, хотя я ничего плохого не сделала, не хочешь простить?
— Салли была невинной овечкой, а отец — распутным негодяем! У нее не было ни малейшего шанса устоять перед ним!
— Значит, ты продолжаешь верить всем гнусностям, которые отец наговорил тебе обо мне?
Питер пожал плечами с видом человека, уставшего от пустой болтовни. Энн посмотрела на сына долгим взглядом. В комнате повисло тягостное молчание.
— В действительности это ты болен, Питер, — медленно, отчетливо произнесла она наконец. — Я уже и раньше обходилась без тебя — если ты этого хочешь, то с легкостью обойдусь и впредь. Но мне стыдно за тебя, по-настоящему стыдно, потому что ты поверил этим подлым россказням! — Она гневно повысила голос: — Я надеялась, что из этой грязи мы выйдем примирившимися, что зло обернется добром, но вижу, ты слишком меня ненавидишь!
— Да, мама, я ненавижу тебя! Ненавижу за то, что ты оказалась не той, за кого я тебя принимал. В довершение всего ты связалась с еще одним омерзительным подонком! Видно, ты предпочитаешь именно таких!
— Алекс не подонок, а хороший человек! Как ты смеешь так отзываться о нем, когда даже не знаешь его?
