рухнул на скамейку, не удержавшись на ногах.
— Слышь, Колян, сходи помоги бомжу убраться отсюда, а то он завоняет всю улицу возле дома. И бабцам скажи, чтобы проваливали отсюда и поскорее, — распорядился старший группы и один из дежурных пошел на улицу.
В этот момент в динамике раздался голос руководителя группы сопровождения:
— Внимание, мужики, подъезжаем. Полная готовность. Как обстановка?
— Перед подъездом две какие—то пьянные тёлки судачат, а у соседнего подъезда слева бомж бутылки потерял.
— Бомжа и тёлок убрать немедленно. Уже через минуту мы будем на месте.
Двое охранников согласно регламенту спустились вниз и, подойдя к девицам, попросили их отойти дальше. От одной из них действительно разило спиртным — два платка, смоченные в спирте, держались под кофточкой на плечах Ларисы шлейками от лифчика, и этот запах вызывал у неё отвращение, тем более, натощак.
— Лиза, ты их знаешь? — пьяным голосом спросила она Лену.
— Да они постоянно здесь крутятся. Какой—то новый русский у нас поселился, так они его охраняют.
— Слушай, а на унитаз, он, зараза, сам ходит или они его сажают?
Один из охранников взял Ларису за локоть и потребовал, чтобы они обе немедленно очистили проход к подъезду.
— Ты что здесь командуешь? — закричала Лена. — Мы стоим там, где хотим. Конституция позволяет! И вообще, я живу в этом доме!
— А ты покажи им свой паспорт, — покачиваясь, предложила Лариса и вырвала руку. — Пусть эти чувырлы убедятся в том, что ты здесь живёшь. Покажи им прописку.
К дому медленно подкатывал шестисотый 'Мерседес' в сопровождении черного джипа 'Чероки'.
— Что там такое? — поморщился с досадой Дёмин, повернувшись к двум сидевшим с ним в машине охранникам. — Двух девок убрать не могут?
На фуршете у него состоялся разговор с одним из приглашённых московских деятелей, и, находясь под впечатлением беседы, он уехал с фуршета, забыв зайти в туалет. Поэтому сейчас спешил домой и его раздражали эти вульгарные девки, которые скандалили возле подъезда и находились между ним и заветным туалетом.
Московский политолог Станислав Николаевич Гребнев, возглавляющий фонд и одноимённый институт 'Социологические исследования общественных отношений', сообщил ориентировочные цены на опросы общественного мнения и политические и аналитические обзоры.
— Разумеется, это цены на те опросы и обзоры, которые подтверждают правильность мнения заказчика, — уточнил Гребнев, рассмеявшись.
Политолог прилично выпил и был предельно откровенен.
— Само собой понятно, — согласился Дёмин. — Но зачем же тогда заказывать?
— Видите ли, людям свойственно стадное чувство или, как принято говорить, 'чувство коллективизма'. Большинство людей стремиться находиться в стаде, быть его частью. Но, при этом, хотят принадлежать к стаду победителей. Это основная причина, по которой они голосуют за ту партию или того кандидата, которые имеют реальные шансы победить, — с видимым удовольствием объяснял Гребнев теорию политологии, новой науки, широко распространившейся в стране после победы демократии.
Строители коммунизма ошибочно полагали, что общество делится на классы, но политология убедительно доказала, что делится оно не на классы, а на стада.
— Слабое стадо их не интересует, поэтому партиям или кандидатам важно представить себя победителями, а соперников — аутсайдерами, — продолжал Гребнев. — Опросы общественного мнения они заказывают не для себя, а для биомассы избирателей. Им—то своего мнения достаточно, а биомассе необходимо знать, что следует думать и к чему стремиться. Мир устроен так, что имеются люди, которые управляют, и имеется люди, которыми управляют. Или, иначе говоря, все люди братья, но братья делятся на ведущих и ведомых. Тут уж ничего не поделаешь, видимо, это неравенство проистекает от Бога. И вот тем, которые копошатся всю жизнь в дерьме, тяжко работают, и живут впроголодь, необходимо дать возможность либо искать виновных, либо стремиться к какой—то цели. При социализме стада ведомых братьев отказывали себе во всём во имя построение коммунизма, а империалистов считали виновными во всём. Сейчас же империалисты наши друзья и отказывать себе во всём надо во имя демократизации. Но демократизацию в рюмку не нальёшь и в тарелку не положишь, поэтому необходимы большие цели и, главное, нужны виновные в трудностях. Виновных—то найти несложно, а насчёт целей трудновато. Вот сейчас работаем над национальной идеей, но работа продвигается трудно.
— Ну, и как? Будет у нас, наконец, национальная идея или будем мучиться, как всегда, без неё? — иронически спросил Дёмин, немного отодвинувшись от политолога, чтобы не дышать исходящим от него спиртным перегаром. Эта пьяная болтовня была ему, причислявшему себя к ведущим, крайне неприятна.
— С идеями всегда трудно, а сейчас вообще это страшно дефицитный товар. Понимаете, Константин, сила — это необходимое, но не достаточное условие, чтобы захватить и удержать власть, — вновь придвинулся Гребнев и взял Дёмина за пуговицу пиджака. — Требуется ещё и словоблудие вокруг какой—то центральной идеи. Когда самодержавие исчерпало словоблудие и ничего уже не могло добавить к сказанному, оно пало. Большевики подкрепили свою силу словоблудием, основанным на учении бородатого мужика из предыдущего столетия. Идеи хоть и дурацкие, но невероятно притягательные: при коммунизме работают только те, кто хочет, да и то, не более четырёх часов в день. И абсолютно всё бесплатно. Разве этот бред мог кому—то не понравиться? И плюс ко всем прелестям поголовное равенство и братство. Но когда коммунисты всё уже сказали и больше добавить было нечего, социализм рухнул. И на смену коммунистам пришли популяризаторы идеи демократии и прав человека. Сейчас, когда так называемые 'демократы первой волны' схлынули, а косноязычие и причмокивающие деятели нынешней волны не в состоянии придумать что—либо путное, необходима какая—то основополагающая идея, которая станет национальной.
Политолог влил в себя ещё одну рюмку водки, и она чуть было не пошла у него обратно. Дёмин, опасаясь, что рвотные массы политолога испортят ему дорогой костюм, решил не искушать судьбу и быстро расстался с интересным собеседником. Именно по этой причине и забыл заскочить в туалет, о чем сейчас жалел.
Всеобщие права человека и свобода, как осознанная необходимость, о которых с усмешкой говорил Гребнев, тоже вызывали скепсис. Неужели у него, Дёмина, владельца миллионных капиталов, такие же права, как у бездомного бомжа? И, наоборот — у бомжа такие же права, как у него? А что касается свободы, то бомж действительно свободнее его. Сегодня на собрании акционеров он должен был доказывать очевидное, вместо того, чтобы послать всех на три буквы.
Бред о коммунизме был логичен и привлекателен для масс, но в какой—то момент перестал быть им близок. А на одной болтовне о демократии, свободе и правах человека долго не продержишься. Поэтому решение о срочном переводе капиталов на Запад правильное, чтобы события не застали его врасплох и чтобы не пришлось повторить судьбу российского дворянства и шоферить в Европе на такси.
По дороге домой ему пришла интересная мысль: если купить несколько штук таких политтехнологов, как этот Гребнев, то можно попробовать избраться губернатором. А заключив соглашение с крупными московскими предпринимателями, можно поменять и президента. Или стоит попробовать договориться с ними и самому баллотироваться в президенты? Чем он хуже больного Ельцина? Хотя, конечно, с Ельциным трудно конкурировать — вряд ли кто другой сможет дать зеленый свет воровству в таких фантастических размерах.
Деньги, выделяемые на 'восстановление народного хозяйства и социальной сферы Чечни', разворовываются триллионами! [54] и есть где развернуться. Вот только допускают к этим триллионам лишь своих людей. Впрочем, если получится с заводом 'Импульс', то можно будет договориться с Нухаевым и махнуть завод на участие в финансовых структурах, контролирующих маршруты каспийской нефти.
Конечно, иметь дело с криминальными структурами небольшое удовольствие, но таковы реалии.
