Я сделала слабое движение рукой в сторону кувшинчика с молоком. Я была удивлена не только тем, что Элизабет сознательно решила коснуться наиболее интимной стороны своей связи с Полом — между нами было давно заключено молчаливое соглашение никогда не затрагивать подробностей ее и моих отношений с Полом. Хотя вопрос об отце Брюса Клейтона был любимой темой для сплетен нью-йоркского общества, я никогда не думала, чтобы Элизабет заговорила когда-нибудь» об этом со мной или с кем-то другим.
— Разумеется, отец Брюса не Пол, — бесцеремонно заметила Элизабет, словно было бы просто смешно подумать, что на этот счет могут быть какие-то сомнения. — По крайней мере биологически Пол ему не отец, но зато существует многое такое, что делает мужчину отцом больше, чем простое зарождение ребенка, разве не так? Брюс не может помнить своего отца, и, хотя Эллиот добрый человек, дети его не интересуют. Пол заполнил эту пустоту в жизни Брюса, и поэтому занял определенное положение в нашей семье — положение, от которого впоследствии непростительно грубо отказался, когда Брюсу было семнадцать лет. Бедняга Брюс был буквально раздавлен, — я часто думаю, что он от этого никогда не оправится, — а я была так зла на Пола, что… да, мы были близки еще четыре года, как вам известно, но это было уже не то. Простите меня, что я вдаюсь в такие подробности, но даже теперь так тяжело говорить об этом…
— Я понимаю. Я не должна была спрашивать вас, Элизабет. Простите меня.
— Я кажется припоминаю, что сама затронула эту тему — ну, конечно, мы говорили о Милдред, и я одобряла ее решение держать Корнелиуса как можно дальше от Пола. Не думаю, что Полу хотелось бы кому-то навредить, но такому эмоционально обособленному человеку, как он, свойственно превращать любые отношения в опыт уничтожения.
В эти минуты я поняла, насколько мы всегда были мудры, избегая подробного обсуждения своих отношений с Полом. Едва рухнуло это кардинальное неписаное правило, и мы стали уже не двумя цивилизованными женщинами, способными на дружеские отношения, а двумя соперницами в конкуренции, которой не могло быть конца.
— Я думаю, что это несправедливо по отношению к Полу, — резко сказала я. — Разумеется, он способен на внимание к людям. Вспомните, как он обожал Викки.
— Действительно, обожал, кто с этим спорит? Но он отдал ее Джейсону в обмен на половину банка на углу Уиллоу и Уолл.
— Элизабет!
Я больше не могла сдерживать свой гнев и, вставая со стула, почувствовала, как вспыхнули у меня щеки. Я вообще легко краснею, тем более, когда шокирована или рассержена.
— Простите меня, — она тоже порывисто поднялась и встала передо мной, мучительно сплетая пальцы. — Мне это непростительно, я не должна была начинать разговор о том, как Пол третировал Брюса. Это всегда меня огорчало… Ну конечно же, Пол обожал Викки, разумеется…
— Что бы там ни было, — стремительно проговорила я, — Джей и Викки любили друг друга. И слияние не имело к этому никакого отношения. Так получилось просто случайно, и хотя вы говорите, будто Пол получил полный контроль над банком путем решения вопроса о том, за кого выдать Викки… — Я остановилась, вспоминая рассказы самого Пола о том, как он прерывал многочисленные неприемлемые романы Викки, отправляя ее в Европу. — Да, — продолжала я, — я догадываюсь, что он получил некоторый контроль над банком, но, поскольку они с Джеем были такими давними друзьями, я уверена — не это было решающим мотивом согласия Пола на их брак.
— Сильвия, отношения между Полом и Джеем были, разумеется, весьма близкими, но неужели вы и вправду думаете, что они были искренними друзьями?
Я промолчала.
— Они были умными людьми, использовавшими друг друга на Уолл-стрит, — заметила Элизабет, — но прежде, чем объединиться, были конкурентами, и долго — просто врагами, а потом уже внешне они стали друзьями.
Мне пришла в голову мысль о том, что все это было вполне применимо и к ее собственным отношениям со мной. Я допила кофе и стояла с ощущением неловкости.
— Я не должна больше отнимать у вас время, Элизабет. Мы великолепно позавтракали.
Она не пыталась меня удержать, но в холле я поняла: ей хотелось, чтобы мы остались друзьями.
— Мне так нравится ваше кольцо! Оно новое?
— Да… спасибо. Это запоздавший подарок от Пола.
— Десять лет, кажется? Поздравляю, Сильвия.
У меня не было сомнений в ее искренности, и мне не трудно было тепло поблагодарить ее, но всю дорогу домой я не забывала ее горечи и старалась представить себе, что могло разрушить дружеские отношения Пола с Брюсом. Однако приехав домой, я поняла, что любые домыслы бесполезны. Элизабет сказала все, что хотела, ну а Пол вообще никогда не говорил о прошлом.
Несколько недель после возвращения Пола я была занята по горло, но каким-то образом пережила все тяготы, связанные с Днем благодарения и с Рождеством, даже сохранив некоторые силы. Самым мучительным оказалось Рождество. Игрушки в витринах магазинов, толпы детей на Пятой авеню, вездесущий Санта Клаус… Все это меня ужасно терзало. Ребенку от моей первой беременности в браке с Полом было бы теперь восемь лет, второму на восемь месяцев меньше, а третий был бы новорожденным. Ребенок к Рождеству! Я не могла не плакать от пустоты очередного Рождества, но плакала тайком, в присутствии же Пола сохраняла самообладание. Моя бездетность не давала мне покоя. Никто не мог с достаточной определенностью сказать, почему мне не удается выносить ребенка больше трех месяцев, и сама эта неопределенность всегда оставляла во мне тайную надежду на благополучный исход. Один специалист говорил, что дело в мышечной слабости матки, другой теоретизировал по поводу скрытой генетической патологии, в результате которой организм отторгал несовершенный плод, но во всяком случае Пол был тут ни при чем. У меня было три выкидыша в первом браке, хотя к специалистам я стала обращаться только выйдя замуж за Пола.
В новом году я стала чувствовать себя лучше и энергично занялась устройством нашего первого за три года бала. Потом, едва светские хроникеры успели громогласно объявить его событием сезона, я уже ехала, как и каждый год, во Флориду. Пол любил в феврале поплавать в море и поиграть в теннис в своем поместье в Палм-Бич, и двери его дома при этом всегда были открыты. Туда были посланы несколько слуг и заказаны три железнодорожных вагона для переезда на далекий Юг. Одна забота об организации доставки багажа и слуг на такое далекое расстояние лишала меня последних сил, и, когда я наконец приехала во Флориду, мне понадобился целый день для отдыха, прежде чем мы включились в светскую жизнь Палм-Бич. По логике вещей переезд на месяц во Флориду должен был быть менее изнурительным, чем в Мэн на все лето, но в Мэне все было гораздо проще, требовалось меньше прислуги, так как в доме в Бар Харборе было не больше двадцати пяти комнат, и в целом поездка в Мэн бывала намного легче, чем в Палм-Бич.
Дом Пола на одном из лучших участков у самого моря был построен в стиле испанского замка, с полудюжиной патио, связывающих все его тридцать семь комнат и огромный солярий. Над морем нависал танцевальный зал, и танцевавшим в нем казалось, что они плывут на корабле, однако танцы во Флориде мы устраивали не часто, так как Пол предпочитал ограничиваться плаванием, теннисом и зваными обедами. Иногда играл в бридж, но это ему быстро наскучивало, слишком уж медлительными были, на его взгляд, партнеры, да к тому же им не нравилось, что он слишком часто выигрывал. Он решительно отказывался от входивших в моду приглашений на коктейль, хотя порой его и удавалось уговорить остаться на послеобеденный кофе. Однако такие вечера никогда не затягивались, и к полуночи мы всегда были в постели. Вероятно, более молодые представители местного общества считали нас безнадежно устаревшими. К моему удивлению, Пол никогда не играл в азартные игры, и всегда шутливо отказывался от них, ссылаясь на то, что с него хватает игры на Уолл-стрит, а сюда он приехал отдохнуть.
К концу четвертой недели пребывания во Флориде Пол всегда начинал скучать, не был исключением и этот год.
Он вернулся в Нью-Йорк раньше меня, а я оставалась закрыть дом до следующего приезда и, когда вернулась домой, пожалела, что не осталась там подольше. Меня ждала куча писем, счета у экономки не
