неопределенными подспудными потоками волнения. Потом Пол улыбнулся, сказал мне: — Добрый вечер, дорогая! — и поцеловал меня, прежде чем повернулся к своему внучатому племяннику. — Хэлло, — непринужденно проговорил он. — Ты вырос. Как ты себя чувствуешь? — Корнелиус пытался заговорить, но не мог. Когда я в смятении посмотрела на него, он покраснел.
— В чем дело? — спросил Пол так грубо, что мне захотелось скрыться в каком-нибудь тихом углу и сжаться там в отчаянии. — Неужели у твоей матери не нашлось времени научить тебя говорить?
— Да, сэр, — проговорил, словно деревянный, Корнелиус.
Они пожали друг другу руки, и мои глаза на миг ухватили их неуловимо-тонкое фамильное сходство. К моему облегчению в этот момент вошел буфетчик с томатным соком для Пола.
— Благодарю, Мэйсон, — сказал Пол. — Садись, Корнелиус. А теперь…
Последовали самые ужасные десять минут. На жестоком допросе пришлось Корнелиусу рассказать о том, что он с таким отвращением проучился первый семестр в школе, что Милдред решила забрать его обратно домой и наняла нового домашнего учителя.
— Ты учебы не потянул, не так ли? — спросил Корнелиуса его инквизитор. — Почему бы тебе не сделать над собой усилие и не выстоять до конца?
— Мне это представляется просто потерей времени. Вы сами ходили когда-нибудь в школу?
«Разумеется, — подумала я, — Корнелиус знал, что Пол также страдал астмой и что его учили дома! Он нащупал слабое место у Пола и, как мог, вежливо дал ему это понять».
Глаза Пола вспыхнули весельем.
— Нет, — ответил он. — В школу я не ходил никогда. — И, помолчав, добавил: — Расскажи мне о ней побольше. Чему тебя там пытались учить?
Прошло много мучительных минут, прежде чем выяснилось, что Корнелиус удручающе плавал в вопросах литературы, истории и в классических языках.
— Бог мой, что за варвар! — воскликнул Пол. — Да ты же вообще не интересуешься культурой? Чем же ты занимаешься в свободное время?
— В свободное время? — переспросил несчастный ребенок, нервничая почему-то больше, чем раньше.
— Плаваешь? Играешь в теннис?
— Доктор запрещает…
— Так что же ты все-таки делаешь? Сидишь целыми днями, уставившись в стену?
Корнелиус украдкой взглянул на меня и снова покраснел. Теперь я уже так мучилась за него, что готова была уйти от них под любым предлогом.
— Может быть, вы предпочитаете поговорить с Полом наедине… — начала я, но Пол решительно прервал меня.
— Нет, останьтесь, Сильвия, и не делайте вид, что меньше меня заинтригованы этим молчанием! Итак, Корнелиус — Боже мой, какое ужасное имя для мальчика-подростка! Я буду называть тебя короче. Нейлом. Итак, Нейл, говори же! Мы ждем! Чем ты занимаешься в свободное время?
— Я… я делаю ставки на лошадей, сэр.
— Ты… что ты сказал!
— О сэр, только, пожалуйста, не говорите маме! Реальные деньги здесь ни при чем… я делаю это просто на бумаге.
Пол расхохотался. У Корнелиуса был такой вид, словно он был готов заползти под диван и умереть. Я была настолько встревожена и поражена, что лишь смотрела, разинув рот, на них обоих.
— Продолжай! — проговорил Пол, все еще с веселой ноткой в голосе. — Говори дальше! Ты ходишь на ипподром?
— О, нет сэр, мама мне этого не разрешила бы. Но раз в неделю я езжу на поезде в Цинциннати и покупаю там спортивный журнал и программу скачек. Я слежу и за другими спортивными событиями, не только за скачками, делаю ставки на футбольные команды зимой и на баскетбольные летом. Я разработал систему — в основе ее лежат схемы, предусматривающие все вероятности. Это помогает мне проводить время.
— И что же думает о твоем времяпрепровождении мать, когда ты запираешься в комнате, превращаясь в тайного игрока?
— Она думает, что я читаю классическую литературу. Но я наткнулся в библиотеке на одну очень хорошую книгу, в которой изложены сюжеты всех крупнейших романов мировой литературы…
— Превосходно. И сколько же ты выиграл, на бумаге, скажем, в этом году?
— Две тысячи семьдесят три доллара и тридцать девять центов.
— Боже правый! — К моему огромному облегчению, я заметила, что все это стало занимать Пола больше, чем раньше. — И тебе это доставляет удовольствие? — мимоходом добавил он, словно обдумывая запоздалую мысль.
— О, да, сэр, это так захватывает… по правде говоря, это единственное, что меня волнует… Цинциннати прекрасный город, а Веллетрия — такое захолустье… — проговорил Корнелиус, с тоской глядя в окно на панораму Нью-Йорка.
А когда он снова взглянул на своего двоюродного дядю, я увидела, как на какой-то момент их взгляды встретились и словно сплелись в абсолютном взаимном приятии.
Корнелиус приехал в пятницу, а утром в субботу Пол повез его в деловой центр, чтобы показать ему банк, прежде чем отпустить знакомиться с достопримечательностями города. Прошли годы с тех пор, как Корнелиус в последний раз был в Нью-Йорке, и в прошлые приезды у него не было возможности как следует с ним познакомиться. Перед тем как мы все в тот вечер отправились в театр на «Ученика Дьявола», он рассказывал мне, как побывал на башне «Метрополитен» и об электрических лифтах, поднявших его на сорок четвертый этаж.
— И как вам понравилось то, что вы увидели сверху? — спросила я, вспоминая о том, что только с Вулвортбилдинга открывалась величественная панорама города.
— Очень понравилось, — ответил Корнелиус, но мне показалось, что самое сильное впечатление на него произвело путешествие вверх и вниз в лифте.
— Очень интересно, — прокомментировал он спектакль по возвращении из театра, но оказался совершенно неспособен обсудить с Полом содержание пьесы.
В субботу мы побывали в церкви святого Георгия на Стьювисент Сквер, где всегда молилась мать Пола, а потом навестили могилу предка Ван Зэйлов на кладбище Триннити.
— Как это необычно, — осторожно заметил Корнелиус. — Наверное, в те дни Нью-Йорк был почти захолустным городишкой.
— Совсем как Веллетрия! — смеясь отозвался Пол, явно не замечавший отсутствия у Корнелиуса интереса к прошлому, и в тот же вечер увез его с собой на чашку чаю к Элизабет.
— И что же вы намерены делать, находясь в Нью-Йорке? — осведомилась Элизабет, несомненно ожидавшая ответа, который свидетельствовал бы о его интересе к художественной галерее.
— Я бы посмотрел, как Джек Димпси побьет Фирпоу четырнадцатого числа, но именно в этот день мне придется уехать.
— Оставайся, если хочешь, — предложил Пол. — А билет я тебе достану. Так кто должен победить?
— Димпси, сэр. Думаю, что он нокаутирует Фирпоу… вероятно, в одном из первых раундов.
— Давайте заключим пари, — предложил Пол, взглянув на смотревшую на него с неодобрением Элизабет. — Ставлю пять долларов на то, что Фирпоу выдержит не менее пяти раундов.
— Десять за то, что не выдержит! — заявил Корнелиус и оказался прав. Димпси выиграл бой во втором раунде.
— Смотри, Нейл, — заметил Пол, отсчитывая десять долларов, — будет лучше, если ты не скажешь матери, что я подбил тебя на пари, не то она никогда больше тебя сюда не отпустит. — А на следующий день, когда пришло время Корнелиусу возвращаться домой, он посоветовал ему: — Используй как можно лучше своего нового учителя, начни заниматься некоторыми упражнениями и попытайся порой заглядывать в книги. Когда немного приобщишься к цивилизации, приезжай ко мне снова.
