— Алло, Марта? Извините, а можно Марту?.. Слушай, когда я маму проводил, в голове стихи оказались:
— Хлебниковщина, — перебила Марта.
Вася почувствовал: вот сейчас-то самое тяжелое наступило. Разговор с гэбистами, с матерью — это легкий утренний туман по сравнению с тем, что... не оценили его строки. Да нет, они в самом деле плохи.
Между звездами появились в черных пустых провалах какие-то другие взгляды, словно наливаясь особым любопытством... решали, что с ним, Василием, сделать. А бесчисленные сияющие глаза затянулись желтыми равнодушными бельмами.
— Знаешь, чем больше я не хочу ни на кого походить, тем больше похожу. И на Вязина уже стал походить.
— До завтрашнего чердака? — вдруг жалко-кокетливо спросила Марта.
В морозном воздухе телефонная трубка лязгнула так, что он весь задрожал.
Я одна, одна, бормотал Вася, передразнивая мать, когда возвращался в общагу. А сама после отца сменила уже двух мужей, а я уж точно навсегда один. Нет, вот по коридору идет Вязин... он ищет не кого- нибудь, а меня, чтобы обмениваться бредами. И Вася пристроился сбоку к Владу, а куртку снял и закинул устало на плечо.
— Просто материться хочется, — сказал Помпи. — Разножопица в жизни такая!
Влад радостно откликнулся:
— Мат — это очень глубоко! Такие корни... При самом поверхностном взгляде на слово “мат” видим: оно имеет отношение к слову “мать”, то есть к культу плодородия.
Ну, буркнул Вася, подумав, что его мать не похожа на богиню Плодородия. Если бы ей, богине Плодородия, сказали гэбушники: “Отдай письма сына нам!” ...да у них бы, от божественного гнева ея, все органы причинные отсохли на корню.
— Мат — это язык взрослых в архаическом племени. Священный язык. На нем они говорили с духами изобилия. Детям же не разрешали материться.
— Ну да. Пока они не прошли инициацию. Паспорт не получили. — Помпи сделал движение как бы к нагрудному карману, где как будто лежал его документ. — Конечно, пацаны первобытные могли убегать в буреломище куда-нибудь, за стоянку... упражняться там в мате. Но тайно.
Вязин молнией посмотрел на друга: ведь ты угадал.
— Мы из нашей автобазы номер два, которая посреди степи стояла, уходили далеко и уже во все горло орали и плели самые дикие комбинации из запретных слов.
— В рот тебе малину сорок пять гвоздей? — спросил Помпи.
— В очень смягченном варианте можно сказать, что так.
Вася начинал: дети сейчас начинают рано материться...
— Да, — завершал Вязин, — это стремление по-легкому стать взрослым.
Время буквально сжиралось разговором. Когда Василий посмотрел на круглые часы, висящие в холле, то они изумленно раскинули руки своих стрелок. Без пятнадцати два.
Весь мир такой дурак — спит, а они с Вязиным развернули веер разговора. Состояние это он запомнит навсегда. В груди затеснило, потому что вот так и происходит самое лучшее в жизни. Это все ненадолго, до края сего мига. Вязин защитится, оквартирится. Будет гулять-бродить по комнатам Влад со своими детьми, успокаивая по ночам их недоумевающий плач о своих болях.
Вася и Влад еще тут наскребли остатки сил для обсуждения прошедшего дня.
— Софья видела стильную женщину с тобой — это мама?
— Софья, конечно, тебе сказала, что на лице матушки крупными буквами изложена неустроенная личная жизнь?
— А где ты видел красавиц с устроенной личной жизнью, — зевая, сказал Вязин. — НЕДОДАНО, написано на их лицах.
Василий ужаснулся: с каждым днем у красавиц долговой список растет, жизнь должна уже матери и то, и се, и восемьдесят пятое.
Из женской умывалки выбрел пьяненький Баранов. Никто ничего плохого не предполагал. В подсобке там жила биологиня, подрабатывающая медсестрой в студенческой поликлинике. Она, видимо, угостила Баранова сэкономленным спиртом. Он, конечно, отблагодарил ее очередной историей, кудреватой такой. Сейчас он завершал какую-нибудь сто тринадцатую апокалипсическую серию, обернувшись к благодетельнице и осторожно пятясь:
— Куры госпожи Кузяевой, мутировавшие от пси-излучения, сегодня утром растерзали свою хозяйку. Вы слушали последние известия.
— Алеша, иди, мне спать совсем ничего осталось, — умолял слабый женский голос.
В то время все боялись атомной катастрофы, но скрывали этот страх. Юмором припорашивали или оптимизмом. Но в третьем часу ночи Вязин и Помпи не хотели застрять еще на час в беседах с Барановым.
