Я громко вздохнула. И тут тень у окна, протягивая мне руку помощи, спросила:
– Вы не здешняя? Выговор-то у вас не южный.
– Из Перми.
– А кем работаете, интересно?
– Журналисткой.
Грузина как по лбу ударили: я перестала для него существовать как женщина в ту же секунду. Он прошел к своей кровати, ухнул в нее прямо в туфлях и больше не сказал ни слова.
Шел мерный разговор о деньгах, снабжении, вдруг баритон, который вылечился от алкоголизма, спросил:
– Скажите, а как рак горла получается?
– Вам лично это не грозит. Такой волевой человек, который вылечился… он не заболеет.
– Да! Шесть лет в рот не беру! – впервые без капли кислоты в голосе сказал он. – А скажите, батюшка, почему Бог вам уши не лечит? Вы бы помолились, и все.
– А врачи тоже от Бога, – ответил батюшка.
И тут в палату вошла медсестра со шприцем в руке и включила свет:
– Саша! Колоться. А вы, мама, все еще здесь? – Она быстро сделала ему укол и спросила: – Далеко живете?
– Близко.
– Ну вот что… Берите ребенка, идите домой! Только утром к шести приходите.
Мы с сыном вскочили и побежали вниз по лестнице. На улице стояла тишина и южная густая темнота. Сочные, мясистые какие-то звезды посылали удивительно мало света. Я сказала:
– Не дрожи. Нас никто не тронет – все спят.
– Все? И котята, и дома? Но почтовый ящик не спит.
– Почему?
– Ждет письма. Сейчас ведь можно письмо послать – опустить? Да? Ну и вот, может, папа уже опустил письмо.
Я представила мужа, гуляющего где-то под руку с другой. Вата жалобно белела в ушах сына, и я вспомнила все болезни, которые сваливались на него и на двух других детей, – все это пережили мы с мужем вместе. А теперь – молчание. А Сашка вдруг вспомнил про конфеты и фрукты:
– А они у меня все съедят, да?
– Ни в коем случае.
– А завтра меня заберешь ночевать?
– Если отпустят.
– А велосипед купишь – двухколесненький?
– Не знаю. Если папа найдется…
С такими животрепещущими темами мы вошли в дом. Младшие дети давно уже спали. Мы быстро разделись и легли. Сашка заснул мгновенно, но во сне вздрагивал. Я гладила его и думала о том, что нужно телеграфировать мужу. Врач сказал, что лететь самолетом вредно для ушей. А всех троих поездом – мне не осилить… Да, а Сашка-то завтра опять начнет… Про смерть. Я мысленно полистала книги по воспитанию детей, но там все только о жизни. Откуда дети получаются – пожалуйста, варианты ответов. Для нас это пройденный этап. В прошлом году, когда я уходила в роддом и вернулась с дочерью, братья вдоволь наобсуждались тогда… О рождении детей они знали уже, но почему в больнице? Больно, что ли, это? Пришлось объяснять про хождение на двух ногах и про то, что плод должен прирасти, чтоб не выпасть. Потом Сашка дошел до логического конца:
– Я понимаю: ты из живота меня родила, но в живот-то я как попал?
Ответ я еще раньше вычитала в книге одного американского педиатра: папа приносит семечко, и мама его проглатывает, вырастает ребенок. Дети тут радостно загалдели:
– Семечки! Кто принес семечки?
– Ура! Папа семечки! Купил семечки! Где они?
Они так любят семечки, что вопросы происхождения отступили на второй план. Но много месяцев спустя Сашка вдруг сказал:
– Конечно, своей доченьке папа дал, наверно, красивое семечко, все разрисованное разными узорами. – Он явно наслушался наших восторгов по поводу ее голубых глазок.
“А может, как о семечке том, Сашка завтра забудет о проблеме смерти?” – подумала я и заснула.
В половине шестого мы встали и пошли в больницу.
– Вот эти тополя называются пирамидальными, – начала я посторонний разговор.
– Мама…
– Что?
– А если бы люди никогда не умирали?
