концерта случается приступ аппендицита. И тут Марленович пригласил ее в свой кабинет:
– Ты уже подумала?
– Думаю. Я всегда думаю долго.
– Я принимаю глицин и поэтому не могу давить на подчиненных, – сказал Марленович. – Америка у нас покупает только одно лекарство – глицин. Советую для сосудов!
– Да я его одно время принимала, может, надо снова начать.
Через пять минут Сын Дона спросил у нее: зачем вызывал шеф.
– Посоветовал мне принимать глицин…
– В последний раз я так смеялся в Амстердаме!
Добрый старый глицин, помоги мне!
Верочка в самом деле купила глицин, ведь это так просто – рассасывать под языком, и нервность уменьшается!
Посудомойка Женя сидела, как балерина. То есть она раньше и была балериной кордебалета, поэтому часто ноги ставила “на пуанты”. Сангвиники, в силу их энергичности, часто кажутся навязчивыми, и сначала Верочка старалась держаться подальше от словоохотливой Жени, но пару раз та помогала ей, когда “электричка приходила” (так называли переполненное кафе). Она была не красавица, Женя, но зато какая походка: не идет – переливается. Правда, когда она идет в кабинет к шефу, походка совсем другая (семенит).
Однажды эта Женя в спешке принесла клиенту тарелку с мухой. Он закричал:
– В супе муха!
– А вы что – слона там хотели увидеть?! – ответила Женя, не моргнув глазом (и посетитель умолк почему-то).
Служба дружбы дорога, но когда Женя стала советовать Верочке формально согласиться стучать, а на самом деле ничего плохого НЕ ГОВОРИТЬ про своих Марленовичу… в общем, это оказалось никак неприемлемо. Само согласие бы придавило Веру, а где брать пищу для подкрепления сердца тогда?
В это время подруга Фекла, пересдавшая историю на “уд”, разочаровалась в выбранной профессии и поступила на вечернее отделение информатики (второе образование решила получить).
– Слушай, Феклочка, я тоже хочу – на информатику!
– Ну, ты же говорила, что с детства думала: вот прилетят инопланетяне – как им объяснять все про Землю! Для этого надо историю знать.
– Да так… чтоб опровергнуть расшифровку: СТУДЕНТ – Сонное Теоретически Умное Дитя, Естественно Не желающее Трудиться…
В сияньи дня, во мраке ночи Верочка все думала: как нехорошо – требовать, чтоб о человеке доносили только плохое. А ведь требуют именно следить за плохими поступками. Но это же правда: да, вчера ночью бармен Руслан выпил столько, что – когда Верочка спросила: “Как у нас насчет выпивки – что осталось?” – он ответил:
– Я буду бороться до конца, чтоб в смысле выпивки у нас было до конца…
– Как хорошо, что до конца, – сказала Верочка.
Но доносить не буду все равно!
Ведь нет правды из одного плохого! Человек сложен: в нем есть и хорошее…
Однако и день не освещал, и ночь не давала сна…
Ей два раза за ночь приснились люди, вмерзшие в лед (то бармен Руслан, то Сын Дона). Один все-таки голову успел выставить из воды, Верочка бросилась к нему – спасти! Но брат Миша кричит: снег на носу не тает если, значит, он не живой…
И после такого сна – тоска! Словно она киселем вокруг разлита, и куда ни двинешься – внутри киселя все…
А ведь вон небо – ясное, снегопад прекратился. Но машины идут: капоты и крыши во вчерашнем снегу. Даже у дорогих иномарок. Значит, так мало у людей сил, думала Верочка. Не хватает даже, чтоб свою машину от снега очистить!
Наверное, работа злых мыслей отнимает силы: одни вербуют кого-то доносить, а другие в страхе – как отвертеться от такой роли…
И пространство почему-то ей виделось как бы со всех сторон сразу, в том числе и сзади (как в аикидо).
А монолог сердца! Она все время чувствовала: словно родник бьется внутри, пульсирует и хочет что-то посоветовать.
Решила погадать – достала словарь пословиц Даля. Открылось: “Глаза, как плошки, не видят ни крошки”.
– Что с тобой? – спросила мама (Ежик). – Ты ходишь – голова на груди…
Пришлось рассказать все. И по каменному лицу матери Вера поняла, что говорит о великом злодействе.
– Видит Бог, я не хотела терять эту работу, мама! Зарплата так нужна, и чаевые бывают. Но все. Уволюсь! Не буду я доносить!
– Как мы не любили советскую власть, как радовались капитализму! – запричитала мама. – Знаешь, это напоминает историю дочери Дантеса. Она больше всего в жизни любила стихи Пушкина, а потом узнала,