Р. все же пожевала рыбье звенышко (с наслаждением) и вновь затянула боевую песнь подозрений:
— Пришли тут ко мне! Говорят — для переписи населения. А у меня ведь чо — высшее образование…
— Ты мне рассказывала про перепись, — пыталась остановить ее Люсия.
— Я им прямо говорю: “ Знаю я вашу перепись! Вы хотите подсчитать, сколько нас вымерло, чтобы ловчее оставшихся выморить? Со мной не выйдет! У меня ведь чо — высшее образование”.
Без перехода Р. попросила называть ее Т. Надо сбить их со следа!
Люсия опять поняла, что здесь кончаются силы человеческие помощи. Там найдешь врача- реаниматора, тут предложишь репетитора-гения, а потом еще приткнешь две одинокие души друг к другу… А вот Р., она же Т., все продолжает прятаться от шпионов. “Ну погодите же!” — на всякий случай вскричала про себя Люсия.
А в этот момент два экспроприатора шли по улице имени экспроприатора Ленина. Они уже толкнули свой ночной урожай перекупщику: сотовый телефон, дубленку, ботинки. “Дипломат”, правда, выбросили: в нем всего-то было несколько учебников. Вот если кассеты хотя бы с “Бригадой”!
— Откинулся я и работал у одного авторитета в Мотовилихе…
— Помню, ты говорил: сторожем.
— К нему приходили такие: шея — во, а золотая цепь толщиной с шею! А потом прихожу — все опечатано.
— Я тебя сейчас удивлю. Один раз молодой я шел пьяный, как врезался лбом об столб! Утром синяки под глазами!
— — А помнишь, как мы летом прикольно ели арбуз!
— Во дворе гастронома рядом с Башней смерти? Помню. Доели и сказали пожилому очкарику, выкатили такую примочку: “Угощайтесь”. Ха-ха-ха-ха-ха! Обмыв как обычно?
— Спрашиваешь! А то не повезет в следующий раз!
Они ворвались в алкогольный супермаркет “Норман”, все, что надо, купили, пришли в квартиру и стали изготовлять везение для следующего раза — заливать в ядреные глотки джин с тоником и зажевывать. Все шло мирно, и ничто не предвещало ничего.
— Я в пятом классе уже поступил в художественную школу, — похвалился молодой.
— Чего? Ты же с голода мало не умер, когда мать заквасила.
— Она начала квасить, когда ушла к другому, а он от нее — еще к одной. Так вот, я там нарисовал учительницу в голом виде. Меня сразу исключили за это. Ведь какой, значит, был талант, если все нашу училку узнали!
— Талант-фуянт! Да ты просто хотел подрочить на рисунок!
Спор еще можно было потушить парой стаканов. Но стаканы обладали странным свойством: тушили спор и тут же разжигали следующий. В общем, когда закончились все слова, молодой резко мотнул головой и ударил ею старого в нос, а тот отбил у бутылки донышко и “расписал” молодого. В конце этого процесса оба лежали без сознания, и если придет в ближайший день хозяйка квартиры, она и будет самым большим их везением. А если нет — так нет.
Петя открыл глаза: за окном медленно опускались перышки с крыла ангела.
Вечером, под старый Новый год, стало известно, что Петю перевели из реанимации в хирургию. Надо опрокинуть за это наперсток того-другого, сказал Гриша. Он позвонил соседям, за дверью послышалась беготня, родители Пети оба бросились открывать дверь.
Они замерли за порогом и стали вбирать Гришу глазами. А ведь еще две недели назад они оба были такие — Голливуд отдыхал.
— Пойдемте к нам, — сказал Гриша, — немного расслабимся за Петю… У него все пойдет в гору.
Наперстки были изрядные, и Люсия еще раз воспроизвела слова Петра Петровича:
— Настройтесь, что процесс выздоровления будет очень длительным.
Гриша сказал:
— Да к лету выздоровеет.
Родители Петеньки стали наперебой рассказывать, как Петенька в то утро сказал: “Уже приснился коэффициент турбулентности с голосом. Буквы так и говорят: я коэффициент турбулентности”. И ведь сдал экзамен на пять! Это мы потом в деканате узнали, когда искали Петеньку. Сутки!
Гриша сказал:
— А я шесть лет искал отца, без вести пропавшего… Только летом я не чувствую себя безотцовщиной. Цвели липы в июле, когда отец уходил на фронт. Мы сидели на скамье возле липы. Я этот сладкий запах помню. Они долго цветут, весь июль. Каждый июль отец со мной.
Соседи слегка вскрикнули и убежали к себе. Гриша с Люсией посидели, потом вышли на площадку, нажали звонок:
— У вас все в порядке?
Из-за двери отвечали сырым голосом:
— Да-да.
Вернемся к Гале. Она после Кубы вскоре уехала в аспирантуру в Москву, с тех пор живет в столице,
