Она. Я спать пойду.
Юра. Можешь на меня положиться. Дай я тебя поцелую на ночь.
Барабанов. Слушай, Юриус, чего ты какой-то нагловато-аристократо-это... смешной?
Она. Барабанов, тебе завтра рано на поезд, ложись-ка.
Барабанов. Все обрюзгли, оподбородились.
Она. Может, дать Мишке димедрол?
Барабанов. Ты почему со мной не разговарвиаешь? Мать?
Юра. Это уже не несет никакой информации.
И он повел ее на кухню, мол, нужно на пару слов.
– Можешь считать это за объяснение в любви, если хочешь, но я не могу смотреть, как ты убиваешься. Специально пришел. Ложись и спи. Но один поцелуй, – он обнял ее и локтем задел грудь – боль зигзагами такими прошла по телу вниз, и капельки молока из набухших сосков тотчас пропитали ее единственное нарядное платье. Но она только улыбнулась. Пошла в комнату. Барабанов спал, сидя за столом. Пока Юра курил на кухне, она постелила ему на диване. Значит, никогда не стоит отчаиваться – может найтись друг, спаситель... ангел. Когда Юра появился в их компании? Кажется, полгода назад. И сразу она заметила, что он замечает. Мысли засыпали, но она связала из оставшихся слов еще одну фразу: он понимает ее. Легла рядом с Сашкой. Внутри сладко ломило, как бывало в юности. И все из-за Юры. Мелькнула мысль, что с ним бы она не так намучилась. И только заснула – Мишка закричал. Юра, видимо, не слышит. Она из последних сил позвала: “Юра, Юрочка!” Тишина. Но почему? Еще продолжая на что-то надеяться, встала, подошла к Юре: он мирно спал. Она решила его разбудить:
– Мишка плачет, – потрясла его за плечо.
Юра поднял голову, покачал ею, и тут его скрутило... Боже мой, как бурно-то! А в детской Мишка захлебывается. У нее внутри что-то словно взорвалось от гнева, кровь швырнуло к вискам, ко всем частям тела, силы появились. Она успокоила сына, взяла ведро и тряпку, убрала за Юрой, вымыла руки. Но Мишка вновь заплакал. Тогда она дала ему димедрол и заснула прежде, чем голова ее упала на подушку – в воздухе еще сладко поплыла. А в следующий миг раздался грохот. Сашка проснулся, испугался: “Мама!” Она слышала все, но не могла встать. Наконец заставила себя вскочить, успокоила сына, потом – в комнату. Это Юра упал с дивана. Вот Барабанов, умница, спит, сидя на стуле, но не падает же... Попыталась поднять, но кончилось все тем же. Убрала, вымыла руки, уже не могла заснуть – в левом боку что-то словно поселилось чужое, непривычное. Она лежала и слышала, как Юра забрался на диван, как снова упал. Потом еще раз. Вдруг – скрежет и сопенье. Кто там с кем дерется? Она вышла и увидела, что Юра ломится в шифоньер. Ширинка расстегнута.
– Что? – сквозь зубы спросила его.
– Слушай, открой, больше не могу.
– Господи, это не здесь. – Она проводила его до туалета, потом легла и долго хохотала.
В левом боку стало роднее, легче. Дождалась, когда Юра ляжет. Сейчас она заснет. Но диван продолжал хрипеть, словно у него была пневмония, хроническая. Потом Юра упал еще раз. В шесть утра она не выдержала и выпроводила Юру вон, ненавидя, проклиная, засыпая. Знала, что для сна оставалось менее часа. Но в этот миг проснулся Барабанов.
– Как в лучших стихах Фета! – бодро выпалил он, открывая окно.
В небе белели, как пионы, облака.
– Что как в лучших стихах?
– Утро! Что еще? Тупа ты, мать, стала. Гм... три рубля!
– Какие? – опять не поняла она.
– Чего я их прятал... В люстре, кажется? – Он полез на стол и обшарил каждый из пяти лепестков, угрюмо сопя: – Откуда эта привычка все прятать, кто бы взял у меня эти три рубля.
– Может, в книгу положил?
– Извини, но я не дурак, чтоб твои шесть тысяч книг с похмелья перебирать... под пианино?
– Господи, что за друзья у меня! – сорвалась она. – Один ночью душу вынул, другой – утром. Когда я увижу тебя взрослым, солидным?
– Сгнила ты со своей взрослостью. Где ты? Где юмор? Где та лунная женщина? Где она?.. В букете подснежников! Вспомнил, там – в листьях три рубля.
А в детской Саша уже гремит горшком, и муж проснулся.
– Мама, а почему так много цветов? Сегодня праздник – в садик я не пойду, да?
Барабанов вопросительно посмотрел на горшок:
– Немытое ты мое Пикассо, не в горшок ли я спрятал...
– Праздник, да?
– Все праздники в мае уже прошли, – ответил Барабанов, потроша третий букет подснежников.
– Мама, почему у нас так мало праздников? Я хочу, чтобы всегда были праздники, папа, иди спи, я не пойду в садик сегодня.
– Нет, муж, вставай, – требует Барабанов. – Пора смотреть, не выросли ли рога. Весь вечер этот Юрка объяснялся твоей жене в любви. Ну-ка, есть рога?
– Мы эту контору по рогам и копытам прикроем! Саш, быстро одевайся, а ты – сознавайся!
