пузыри. По­том оказалось, что это выдуваются ее крылья. Очень разноцветные. Она их подсушила, взмахнула и полете­ла к свету, на стекло. Мы поймали ее осторожно в целлофановый мешок и выпустили в форточку нашу Кра­савицу.

Лети, милая бабочка. Ведь тебе так надоело ползать гусеницей и куклиться куклой. Благодаря твоей красоте мама так никогда и не узнала, что у меня была двойка. А «Полет шмеля» у меня получается на це­ лую тройку. Потому что я вспоминаю твой полет.

Но я думаю, что самое лучшее для этой милой гусеницы было бы закуклиться в моей крепкой желтой ви­олончели. Тогда бы мы долго не трогали инструмент. А мама и папа, предки мои, отдохнули б от ежевечер­него перепиливания.

Жаба

В начале октября наш класс поехал на экскурсию в лес. Там я нашел красивую жабу. Она сидела на тро­пинке и смотрела прямо на меня. Я взял ее домой. Мама очень обрадовалась: жабы очень любят тараканов. И мы отнесли ее на кухню. Я поливал ее, чтобы она оставалась такой же яркой и блестящей. Я был для нее дождь. Но сестры тоже хотели быть дождем для жабы, и мы установили дежурство. Я мог часами любовать­ся переливанием пятен у жабы: то коричневые на зеленом, то золотистые. Да мы все полюбили ее. Только гости охали:

-  Мало вам пиявок, вы решили отвадить нас мерзкой жабой, чтобы экономить свою колбасу. Ох, хитрыеже вы люди...

Однажды папа спросил: кто сегодня дежурный по жабе? Я был дежурный по жабе, а что? Где она? Ста­ ли искать. Утром я полил ее, а сейчас нигде нет. Искали полдня, но так и не нашли. Вечером мама собралась стирать на машине, открыла крышку, а там жаба спит. Замерла. В зимнюю спячку улеглась.

-   Мама, не буди ее - у нее будет стресс, - умолял я.

-   А если я буду стирать руками, у меня еще больше стресс разыграется, - закричала мама, схватилась засердце и замерла, как жаба.

Если бы жаба заснула на зиму в моей виолончели, я бы так не кричал, как мама.

-  Выбирайте: или я, или жаба! - кричала она.

Мы выбрали маму и разбудили жабу. Она после этого опять исчезла. Искали мы всюду, даже в виолон­ чель заглянули. Нет нигде. Она, может, была не жабой, а заколдованной принцессой. Превратилась в девуш­ку и ночью ушла от нас. А если это не так, то где она, скажите?

Хватит

Я собирался в музыкалку. Поскольку была весна, я стал натягивать сапоги. И закричал.

-   Что такое? - спросил папа.

-   Меня в сапоге кто-то кусает.

-   Этот ребенок! - закричала мама. - Он не хочет идти в музыкалку и будет издеваться надо мной. Ктоможет кусать его в сапоге?

Я покорно стал снова надевать сапог и снова закричал. Тогда я взял сапог в руки и посмотрел внутрь. Оттуда на меня тоже кто-то смотрел. Это было так интересно, я бы мог долго смотреть, но мама выхватила са­пог и вытряхнула из него ондатру. Из-за разлива в Каме эти ондатры живут теперь в лужах города. Вчера се­стры у мамы попросили разрешения взять одну. Но она запретила. Видно, они все же оставили ее потихонь­ку в квартире. Папа застонал:

-   Боже мой, неужели эти дуры закроют мне глаза в последний раз? Скорей бы, скорей бы...

-   Папа, не спеши умирать! - я решил защитить и сестер, и ондатру. - Она меня кусала не больно, толь­ко так, чтобы от нее отвязались. А посмотрите какая она красавица.

-   Красавица, - сказала мама, - похожа на драную кошку и крысу. Уж хоть бы что-то одно... У Любы че­ сотка. И вообще - хватит. Пора тебе - иди, бери виолончель. С Богом!

Милую ондатру выставили на улицу, чему она, кстати, очень обрадовалась. И весело побежала в лужу, скрылась под машиной, в этой луже стоящей. А я побрел с виолончелью. А самое интересное, что тетя Лю­ ба очень огорчилась, когда узнала, что выгнали ондатру. Она сказала: я бы ее зарезала, шапку б себе сдела­ла из шкуры.

-   А чесотка? - спросил я.

-   Чесотка от живых, а от мертвых - польза.

Я сел делать уроки. С удовольствием. Моя виолончель пела: «Беги, милая ондатра, подальше, подаль­ ше...»

Вдруг

Вдруг тетя Люба вышла замуж и уехала. Сестры в тот же день принесли красивую белую крысу. Самца. Он был с розовыми драгоценными глазами. И в первую же ночь подгрыз мою милую виолончель. Я даже колбасой ее бок не успел помазать, честно. Он сам так решил - надо грызть. Мама говорит: хорошо, пора покупать «половинку», ребенок подрос, «четвертинка» уже все равно мала была ему. Да и Роза Михайлов­ на советовала купить «половинку». Еще крыс прогрыз новую мамину сумку, которую она оставила на полу. Потом - новые сапоги сестер. Мы стали все с пола убирать. Если вы хотите приучить детей к порядку, возь­мите крысу. Это бесценное и простое средство. Мама была в восторге. Но однажды ночью она опустила ру­ки с кровати и крыс цапнул ее до крови. Мама решилась и дала нам 45 рублей на клетку. Птичью клетку про­давали в «Природе». Купили...

-  Наверное, теперь не хватит денег на «половинку» виолончели? - спросил я.

Мама от волнения так трогательно выкатила глаза, что стала похожа на нашу милую жабу, которая ис­ чезла.

-  Ты плакал - просился в музыкалку, сам выбрал виолончель, а теперь хочешь бросить? А дальше что: жену полюбишь, а потом тоже захочешь бросить, да?

И мне купили новую виолончель - «половинку». Я ее положил возле батареи - говорят, в тепле дерево

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату