Мельница Господа перемолола тоску, и Гамлет работал почти так же добросовестно, только вздрагивал, когда заставляли делать… разное. Не хотелось ничего грязного… но как быть?
— Завтра принеси паспорт! — строго приказала Людовик. — Для отчетности.
— Не пугайся ты так! — Кирюта улыбнулась сестрински. — Степняк деньги дает. Для него же сдать в банк.
Каждому вручили по яркому бумажному кубику, перетянутому резинками. Шофёр, который их повез в банк, по-доброму говорил: “Не бойтесь! Я вчера уже сдал. Гладко прошло”. При входе в банк их остановил охранник. Сейчас попросит показать портфель, спросит справку, откуда у меня такие суммы! Гамлет не знал: можно ли отказаться открыть портфель. У честного человека в таких случаях больше боязни... Но горбоносый блондин (не нос, а целое крыло напряженное) пропустил...
Кирюта и Елизавета сразу прижали сумки к барьеру на уровне бедер. Спиной к залу! Словно остались голые после купания и прикрывались. На уровне подсознания — стеснялись делать неправедное...
Если бы в нашей жизни было только много тяжелого! Но в ней еще столько грязного!..
Но тут кассирша закричала:
— Кто от кандидатов?
У Гамлета отлегло от сердца. Значит, все почти легально? “ОТ” кандидатов. Знает, что деньги самих кандидатов? Иначе спросила бы: “Кто — для кандидатов?”
Гамлет после этого стал каким-то вялым, еще более задумчивым, чем обычно. И только прогулки с Витой его по-прежнему радовали. Корявый кусок жизни — в заусенцах — 1999 год — подходил к концу. 19 декабря прошли выборы. Они с Ольгушей голосовали за Похлебкина, конечно. И Похлебкин победил. А Степняк — соответственно — нет.
О том, что штаб Степняка работал всю ночь, сказал Гамлету охранник Тимофей. Наверх подниматься не хотелось. Но надо. “Голос жизни” на замке. Гамлет пошел в штаб — там томность послевыборная, везде отпечаток похмельности. Валяются окурки, листовки. И в это время вошла сияющая старушка Григорьевна:
— А где все? Я письмо принесла — Степняку! Все ошибки проанализировала! На следующих выборах победит. Мы верим в него.
Зыбкость какая-то охватывала Гамлета при взгляде на эту сияющую старушку. Григорьевна вручила ему свое письмо, но не уходила.
— А где они все?
Гамлет пожал плечами и сказал:
— Тогда считать мы стали раны… Они не спали ведь всю ночь. — Тут его осенило наконец. — Какая у вас шуба! Новая?
— Новье, — Григорьевна стояла неустойчиво, как обычно стоят старушки. Им уже не нужно тренироваться в попирании земли — они вот-вот пустятся в другой, очень долгий путь. — Я ведь из семьи раскулаченных, родом из Воронежской области. Правда, окно комнаты выходит на такую липу! Каждый листок, как сердце. Так это все летом. Детей у меня не было. Мужа убили, но в пятницу позвонили из соцзащиты! Спросили мой размер — возможно, дадут шубу. Я не спала с пятницы на субботу, с субботы на воскресенье, только на понедельник немного подремала…
— Дали, значит, — вставил словечко Гамлет, надеясь на скорый уход Григорьевны.
Золотинка добра перевесила все. В этот миг старушка забыла, как целых два государства тому назад у ее семьи отобрали все добро и увезли на подводе. Там сверху лежал полушубок романовский — лучше этой полимерной шубы. Но ей казалось, что она сейчас получила столько добра, что не выживет с непривычки. И тут сработал предохранительный клапан, и излишки полились из глаз.
— Не ожидала, — говорила она свежим, промытым голосом. — Не ожидала.
Гамлет понял, что она выстояла. А могла бы и умереть от страшного натиска везения. Тут Григорьевна приступила к основательному рассказу: хочется дочиста ведь выцедить радость.
— Сначала принесли: велика. Я думала — унесут и с концами. Не отдаю… Тут выносят эту вот… А она еще лучше, темнее. Как настоящая норка, и размер мой. Я расписалась не там, где нужно, потом еще. И бежать! Теплая! — и она, как от невыразимой сладости закрыла глаза.
Тут откуда-то обнаружились все “голосовцы”: Гамлет, идем в ресторан. И они ввалились в благоуханное вкусное пространство, тесное, темное, такое, в общем, обжитое. Над светом работают — прямо режиссеры! То все сияет, а теперь, как храм: чуть теплятся электрические жуки под искуственным виноградом. А в багряном углу стоял, как жрец, официант-геркулес.
— Гамлет, смолоду вещий, как ты думаешь, за что мы будем пить? — спросила Кирюта.
— Не знаю, вижу только, что придется вести тяжелые внутренние бои с бляшками холестерина, — он так отвечал, потому что подали блюдо “Андалузский огонь” — куски мяса обливали коньяком и на глазах у клиентов поджигали, а потом огонь сам потух, а…
— Людовик угощает! — пояснила Елизавета, поправляя на голове особый, нарядныый красно-желтый венок.
Благодарность Гамлета родилась и тут же скончалась, прожив три секунды.
— Купила я машину, — пояснила Людовик, — конечно, предвыборная кампания была тяжелая, нервы все по волокнам, по волокнам вытянула… Но и заработали!
Видно было, что ей есть чем взметнуть.
— При такой дешевизне презервативов, — вдруг добавила Людовик, — чего жена тебе столько нарожала! Машину купить при такой семьище… трудновато.
Недавно Гамлет прочел, как ученые определили настоящий цвет хамелеона — в зеркальную шкатулку его посадили. Оказался зеленым. А как определить настоящий цвет человека? С него требовали тост, он
