— Просто Дороти рассказала нам сон, а Настя написала, ну а чтоб “сонность” передать, все в сиреневых тонах. А вот и она сама! Знакомьтесь, Нателла, это Настя — сестра молнии и племянница урагана.
— Лада с... ком... идет! — крикнула Настя.
— Лада в исполком идет? — удивилась Света.
— Дорогая, тебе всюду чудится исполком... говорил я, не надо было ни о какой комнате хлопотать, ты с ума сойти можешь! — Миша сразу понял, что Настя сказала: “Лада с пауком идет”.
Для Нателлы хватило одного камнепада бы, столь слышного в квартире Ивановых, но Света, конечно, высыпала еще ряд тяжелых, невыносимых слов: райком, исполком, жалоба в ЦК, жилищная проблема. В какой-то момент рассказа Светы Настя вдруг побледнела и вся вытянулась. Миша и Света переглянулись. Они напряженно ждали, когда же Настю вырвет после жирных грецких орехов.
— А кусты меня узнают и кланяются, — заявила Настя серьезно.
— Надеюсь, ты им кланяешься в ответ? — не менее серьезно спросил Миша.
Нателла завела глаза к потолку, словно сообщая духу Пиросмани, какая вот тонкая эта девочка- художница!
— Эта яичница, похожая на карту двух Америк, когда написана? — Нателла в своем списке ставила даты, чем совершенно поразила Настю, ведь даты ставят у настоящих мастеров.
— Лада, ты иди, я пока не выйду гулять, — крикнула Настя в окно и громко проглотила слюну, чем опять вызвала переглядывание Ивановых: вот-вот, сейчас ее вырвет, и все — можно будет расслабиться.
Но ее так и не вырвало. Сияющее счастье будущей выставки, которая поедет в Париж, переварило все орехи. Когда Нателла надела свой черный плащ, а сверху — шаль-солнце, Света вдруг сникла и простилась с гостьей неприлично рассеянно.
— Что случилось? — спросила у нее Настя.
— Видишь, как Нателла одета! Прекрасно выглядит, а ведь она со мной одного возраста, тоже с сорок седьмого года. А я-то...
— Так у нее всего один ребенок! Ты что, с одним Антошечкой хотела бы остаться, да? — Настя выпалила это ни секунды не раздумывая. — Вот Нателла и выглядит островагантно, подумаешь!
— Экстравагантно, — поправила Света, а про себя подумала: Настя-то совсем уже моя, пора удочерять. И она подняла глаза кверху, как недавно это делала гостья, смутно чувствуя, что благодарить за все нужно кого-то, находящегося высоко.
Появление нового человека
“Здравствуйте, дорогие Цвета, Миша и Даша! Как получила ваше письмо, сразу вам отвечаю. Особенно нам понравилось, что Даша спросила в гостях у Дороти: “Почему так мало зубных щеток?” Она привыкла, что у нас их много. Мы живем у бабушки хорошо, только тетя Люся учит жить с мощностью двадцать Инн Константиновн...ов? И Вадик залимонил Антону в глаз — наглость выше Гималаев, сказал Антон. Но глаз уже заживает. Цвета, ты пишешь, что картины на выставку послали, завернув в пеленки, но во что мы будем заворачивать ребенка? Мы все хотим, чтобы родилась девочка. Бабушка говорит, что девочки у Цветы умнее. Мы бабушку слушаемся со второго раза, иногда даже с первого, а тетя Люся все недовольна, она хочет, чтобы мы слушались с нулевого. Мы играем в определение. Вчера определяли зеркало, пишу ответы: кривое, хрупкое, старинное, волшебное, обличающее (это Антон победил). А Соня сказала: рождающее зайчиков, но из двух слов не считается. На этом кончаю, будем ждать от вас телеграмму о рождении девочки. Хочется, чтоб ее звали Лиза! Цвета, ты пишешь, что комнату дали, но ни слова про шкаф и люстру! Ведь Нина нам обещала, что оставит за то, что поедет в мою комнату? Срочно напиши, я так волнуюсь! Антон ходит на рыбалку, я написала портреты дедушки, в очках отражаются цветы из нашего сада. Он купил мне за это босоножки. На этом кончаю. Ваша мисс жевательная резинка. Настя. К сему Антон Иванов, эсквайр. И мисс тургеневская девушка, Соня. Цвета, а кто такой Кортасар? Кортасар Иванович? Целую всех!”
Света прочла письмо и поглядела в свое зеркало: нестаринное, но хрупкое и обличающее, — живот точно до Ленинграда. Скоро! И дети ждут девочку. Настю удочерим тогда. А то, что соседка не только не оставила обещанный шкаф, но и люстру вырвала с корнем, сделала замыкание во всей квартире, — это вообще надо забыть. Еще детям о ней писать — пачкать русский язык об эту жадину!..
— Мама, где купили конфеты? В магазине? А окно где купили, а свет? А где купили деньги? — спросила Даша.
— Все, — сказал Миша, — ребенок заинтересовался политэкономией. Пора ей “Капитал” читать.
В форточку залетел шмель, как Карлсон, уменьшенный. Надо окно марлей затянуть, сказала Света. Как, уже снова пора марлей? Как летит время, не успел оглянуться — год прошел, а ведь кажется, только вчера он затягивал окно... И Даша тоже... Совсем недавно она спрашивала: мы — Ивановы, а окно — тоже Иваново? Все — Ивановы? Она была в периоде матриархата и думала, что все вокруг родственники, мама всех родила. Потом, через месяц, спросила: стул кто склеил — папа? А окно кто сделал? Тоже папа? Она перешла в период патриархата: думала, что все папа сделал. А сейчас собирает в свою детскую сумочку пробки, гвоздики, фантики. У нее период первоначального накопления.
— А откуда люди взялись? — не отставала Даша.
— Меня родила мама, твоя бабушка. А я родила тебя. Ты родишь...
— Поняла! Кто рождается, тот и рождает! — Даша запрыгала на месте от радости понимания — еще один холерик растет.
Что ей-то купить в подарок? Света всегда брала в роддом подарки для детей — якобы от новорожденного. Так они скорее его полюбят. Деньги есть, но на люстру.
Схватки начались, четвертые роды такие бурные, Господи, помоги вытерпеть, ой-ой...
— Миша, собирайтесь, проводите меня, началось... ой-ой... подарки сам выберешь, ладно? Ноги вымыть срочно! О! Ой!
