— Цвета, ты блины решила печь? О’кей! А Нисский — хороший художник? Вот в учебнике... Нет? Я и то смотрю: все слова отскакивают от картины, ушли слова, не идет энергия. Нечего сказать и ничего не чувствую. Вся каменею от этой картины, по-нехорошему.
— Да, от картины должно идти струение... Учи английский-то!
— Я была в магазине, написала пол-автопортрета, прогуляла Агнешку!
— И, таким образом, английский выучился сам собой? А кто обещал, что в этом году будет учить язык до тех пор, пока английский текст не покажется родным?
Взрывная жестикуляция Насти показала Свете, что обещать-то она обещала, но... Думаешь вдоль, а живешь поперек, как говорит бабушка с Тобиком. А Свете еще нужно было составить отчет для Инны Константиновны: какие теплые вещи куплены Насте на зиму, какие оздоровительные мероприятия проведены в текущем году — всего восемь пунктов. Поездку на юг можно считать мероприятием или нет? После желтухи у Насти долго была бледнуха и прозрачнуха, как говорил Антон. Дороти в восторге от Настиной внешности: какая она загорелая, ресницы так (пальцы у глаз веером). Но дорого обошлась поездка к бабушке, опять нужно печь, чтобы экономить, а блины на большую семью — это час-два у плиты. Света так устает, а Лев Израилевич в ответ на ее жалобы пишет: это ваше лучшее время! Пусть трудно, но зато вы ощущаете сильнее жизнь, даже в смысле пищи — всего хочется. Свету возмутило такое мнение. Если так рассуждать, то годы, проведенные Настей у матери, — лучшие ее годы, ведь ей все время остро хотелось всего, правда, слух, зрение и обоняние у нее развиты более, чем у других детей, но...
— Мама, пришел Игорь, я выйду на минутку? — спросил Антон.
— А музыка? Ну, если дело идет о спасении от смерти, то выйди...
— Да, мама, дело идет о жизни и смерти, — сказал сын. Взял две батарейки, моторчик и проволоку — видимо, для спасения жизни именно они понадобились.
Соня счастливо мыла пол, сообщая матери: красоты вокруг столько! Налила в синее пластмассовое ведро воды, а вода колышется, такая игра бликов, круги и полукруги, светомузыка.
— Мама, скоро блины? — пришла на кухню Даша. — А почему мы не пользуемся туалетной бумагой, которая в диване лежит? Полный диван там!
— Это обои, доченька, для Настиной комнаты. Сколько всего нужно!
— А я думала... ты опять любуешься. Помнишь, папа купил, а ты любовалась, потому что папа впервые сам что-то купил для дома.
— Настя, почитай десять минут Даше, я пеку, пеку, все мешают!
— Мама, я хочу опять “Лев и собачку”!
— Цвета, а почему Лев не полюбил другую собачку-то? Я бы полюбила, и все. — Настя подумала секунду и вкрадчиво сказала: — Даш, я тебе “Алису” почитаю — там часы, такие... которые дни показывают. Уже японцы изобрели такие, да!
Назавтра Света вспомнит про эти часы, но... со слезами. Однако, пока ничего не зная о завтра, она печет, печет. Пришел в гости Василий — сразу на кухню:
— Какой запах от твоих блинов!
— Антон сдал пушнину, — устало перевернула блин Света.
— Посуду?
— Ну да, пушнину... А вот и похороны таксиста. Слышите эти протяжные гудки? Когда-то тетка Насти говорила, что ее муж таксист, а их весь городской таксопарк хоронит, все машины гудят...
— Это не похороны таксиста, это Антон на виолончели играет, — сказал Василий.
— Святая Цецилия, покровительница всех музыкантов, помоги ребенку закончить музыкальную школу! — Света налила очередной блин.
Опять звонок в дверь. Это была тетка Насти.
— Странно... — поникла Света. — А мы вас вспоминали только что.
— Настенька! Родненькая! — запричитала тетя, одновременно зорко оглядывая обстановку Ивановых. — Скучаю я без тебя!.. Тележка на площадке ваша стоит? — спросила она у Насти.
— Какая тележка? — Настя выглянула за дверь. — Коляска? Наша. А что?
— Беспрокие вы! Проку у вас нету. Квартирешечка махонькая, а детей сколько нарожали! Пошли, Настя, в гости к нам, увидишь наши хоромы. У-у! Мы живем хорошо.
Настя решительно сказала: конечно, в гости! Миши не было в этот выходной (он все еще работал на двух работах: в издательстве и в сторожах). Света не могла с ним посоветоваться. Утром у Насти камень вышел из почки, застрял в мочеиспускательном канале, она испугалась и разбудила Свету. Когда его достали, он оказался как большое семечко апельсина — только мягче. Это арбузы бабушкины. Много на юге их ели, вот и камни выходят. Завтра надо к врачу, рано придется отнести анализы, а в гостях Настю накормят чем-нибудь соленым. Но она так рвется, что все равно не удержать. И Света махнула рукой, ладно, иди.
Вечер прошел в напряженном ожидании Насти. Что-то запеклось у Светы на сердце.
— Не идет! Знает, что утром в больницу, рано вставать, но не спешит. Распуста! Бабушка распустила их всех. Распусточка моя...
— А бабушка говорила, что нас мать распустила: распусты все, — вставил словечко правды Антон.
— Да ну ее в печенку, в селезенку и в большой морской загиб! Давайте сыграем во что-нибудь? — Василий был полон энергии после блинов, крепкого чая и нескольких сигарет, выкуренных одна за другой.
— Вчера дети играли в определения. Кофта новая, польская, теплая, красивая, ласковая. Антон сказал
