повелителей и спустя десятилетие-другое просто развалилась на куски. Выжившие в хаосе катастрофы, когда умирающие вампиры впав в кровавое безумие уничтожали все, что под руку подвернется, некроманты оказались недостаточно подготовлены, чтобы взять власть над ней в свои руки. Люди, эльфы, гномы и прочие народы, долго еще не осмеливались выбираться из своих резерваций и выполняли правила, установленные мертвыми теперь уже окончательно хозяевами. Но никто больше не сокращал их поголовье, и им стало тесно в своих границах. Пришлось расширяться. И пугливые слухи о том, что мир снова принадлежит живым, оказались правдой. Естественно в избавлении от ига мертвецов оказались «виновны» не какой-то там свихнувшийся лич, а боги, жрецы которых немедленно появились как из неоткуда. И они обладали силой. Святой силой, которая прекрасно помогала бороться с остатками тварей, все еще бродящими кое-где по земле и немногочисленными живыми магами смерти. Последние, кто поумнее, быстро поснимали с себя фамильную символику и замаскировались под чародеев-самоучек, без особого впрочем, труда. Ибо мертвые не учили живых мало-мальски сложным чарам и если те пытались проявлять инициативу, то просто сжирали чересчур самостоятельных волшебников. А потому в те времена магия начала возрождаться практически полного нуля и до высот, которым судя по косвенным свидетельствам, владели Древние, мы дойдем еще очень не скоро. Если вообще дойдем. Храмы, постепенно набирающие мощь и силу, на чародеев смотрят неодобрительно, и лишь народная память, в которой содержится опыт поколений, когда боги со своими слугами просто напросто отсутствовали, оставив смертных на растерзание тварям, сдерживает их стремление избавиться от чародеев и ведьм.
Планируя поход в храм, я специально подгадала момент так, чтобы попасть именно на службу. В почерпнутых из копий древних фолиантов знаниях очень хотелось убедиться. И найти несоответствие между описанными там признаками и своим собственным телом. Но, увы. Моя последняя надежда на то, что в жилах дочки полугнома и таинственной ведьмы может плескаться капелька демонической крови, на которую можно было бы списать все произошедшие изменения, окончилась прахом. Тифлинги в нашем мире были редкостью. Гигантской. Но время от времени попадались. Вампиры, а также малочисленная прослойка живых некромантов в Эпоху Смерти считала престижным держать дома наложниц-суккуб. Последние бывало, делали им детей, отличавшихся неплохими задатками к темной магии и некоторыми индивидуальными внешними отличиями от простых смертных. Исчезли немертвые кровопийцы и их живые слуги, но их потомки все еще нет-нет да «радовали» родителей рожками, хвостиками, клычками и иными деталями, обычным людям и эльфам в общем-то не свойственными. Раньше их убивали на месте, зачастую вместе с папами и мамами, но последние лет триста накал страстей по отношению к магам смерти спал. Люди стали готовы терпеть некромантию и тех кто ее практикует. В столице ей даже учат. У меня тоже есть к ней некоторые способности, правда неразвитые. В нашей глухомани и наставники по магии Воды и Разума нашлись то с трудом.
Так что слушать заунывные песнопения священника, больше похожего тембром своего голоса на нечто парнокопытное и с бородкой, меня заставляла не глубокая религиозность и уж тем более не страсть к музыке. Получив зачатки, как я считаю неплохого музыкального образования в пансионе мадам Жюли, слушать без слез то что выдается за священные гимны просто не возможно. Буквально все сольное выступление козлоподобного жреца в просторных ниспадающих одеждах, оттопыриваемых довольно заметным пузом, мне приходилось с огромным трудом сдерживать накатывающую на меня волнами зевоту. И контролировать правую руку, которая сама по себе ползла к папенькиному подарку.
Папенька у меня, несмотря на часть человеческой крови, по сути своего характера все-таки стопроцентный гном. По этому и подарки у него соответствующие — ожидать от него набора румян или шляпки с пером стрижа, они только-только вошли в столичную моду, о чем говорили дошедшие до нашего захолустья с более чем месячным опозданием журналы, просто не реально. Так что шляпку и отороченную мехом амазонку мне пришлось покупать самой. Без смеха вспомнить тот раз когда отец, еще в глубоком детстве, пытался сам подобрать мне фасон платья, лично я не могу. В нашем городе есть даже целых пять дамских портных, не считая белошвеек. И как можно догадаться папа, вместе с любимой дочуркой заглянул в гости к самому респектабельному. Вот спрашивается, как же угораздило нашу экономку Фани заболеть именно в этот момент. Ну а отцу соответственно втемяшилось заказать дочурке на день рожденья платьице. Так я еще никогда не смеялась. Элефиаль лек Бри, как сразу видно по имени — эльфийский полукровка, наверное до конца жизни не сможет забыть папулины требования к платью «маленькой принцессы». До сих пор когда я периодически к нему заглядываю, мы с ним переглядываемся взглядами настоящих заговорщиков и многозначительно раскланиваемся при встрече. Нет — не в том смысле что этот полуэльф был бы в моем вкусе — хотя разменявший уже одиннадцатый десяток, затянутый в матово- черный фрак с всегда кристально белой сорочкой и шейным платком из шелка скальных пауков, непередаваемого серебряного оттенка, был просто неотразим для стареющих вдовушек, конечно же когда вылезал из своего салона на белый свет, что бывало крайне редко. Ну так вот — папино требование к фасону, особенно касающееся корсета из стальных пластин толщиной в одну десятую дюйма и накладных кармашков из толстой виверновой кожи запомнилось полуэльфу на всю оставшуюся жизнь. Так что после этого случая к папиным подаркам я отношусь крайне осторожно, но от подаренного на совершеннолетие до сих пор в полном восторге. Вороненая прелесть весом всего в три четверти фунта, покрытая тончайшей гравировкой из эльфийских древесных рун, как влитая лежала в моей ладошке. Новомодный «дамский» двадцать второй калибр придуманный парочкой свихнувшихся на огнестрельном оружии эльфов, был конечно крайне несерьезен на взгляд папы, но благодаря практически отсутствующей отдаче подходил для молодой девушки лучше всего. Поэтому в свою «Амели», а именно так звали модель восьмизарядного револьвера одинарного действия производства Сэйлери&Валиэль, я просто влюбилась. А уж после того, как под чутким руководством отца моя красотка получила механизм двойного действия и увеличенный на два дюйма ствол — молодая леди обрела свое постоянное место у меня под подушкой. Хотя отец, как истинный гном, до сих пор сватает мне двуствольный деринджер, совершенно сумасшедшего калибра в три четверти дюйма, от своей малышки я не откажусь ни за что на свете, даже за предлагаемые папенькой в комплект совершенно очаровательные перчаточки из шелка кристаллических пауков.
Так уж исторически сложилось, еще с тех самых пор когда власть нежити только-только закончилась, что выйти в общество безоружным является просто таки неприличным, хотя в последнее время появилась тенденция к всяческой маскировке оружия — начиная от однозарядных капсульных пистолетов в трости или потайного лезвия в веере. Так что моя прелесть, уютно расположившаяся в расшитой серебром кобуре на левом бедре, просто сама собой манила прохладой своей рукояти. Особенно в разрезе той мысли, что блеянье этого святоши раздражает меня все больше и больше, а пузико — по другому назвать этот провисший, явно не благородный гномий пивной, выпирающий из под хламиды какой-то дряблый животик назвать было просто нельзя. Он просто таки просил хоть пару пулек из моей красотки. Может быть после этого интонации этого блеяния сменятся и священник наконец-то обретет музыкальный слух — хотя бы для услаждения моих ушей своими воплями. Вот у папы благородное гномье пузо — налитое мышцами и тугое как барабан. Как выражаются сами гномы — «Не пиво для пуза, а пузо для пива!» Это благородное гномье пузо — поэтому в гномьей среде новомодные эльфийские фраки и не прижились, что папа, да и все мои знакомые гномы предпочитают кафтаны, так как гном во фраке по меньшей мере смешон. А этот святоша мало того что покрыт складками, так еще скорее всего за всю свою жизнь ни разу не занимался хоть каким либо физическим трудом. В него даже стрелять наверное противно, хотя и хочется. Как представлю, что после попадания хоть и маленькой, но зато довольно быстрой безоболочечной свинцовой пули моей малышки из него может брызнуть вот все это сало — становится крайне противно. «Хоть и невместно молодой леди о таком думать» — любимая присказка мадам Жюли вспомнилась как будто бы сама собой. «Насекомое, доставляющее неудобство благородной леди должно быть стерто с лица земли» — эта фраза из уст управляющей пансионом тоже пришла мне на ум и заставила появиться на моем лице легкую улыбку, которой и в особенности очаровательными ямочками на немного покрасневших щечках, так восторгается мой папа и большинство встреченных мной молодых джентльменов.
Жрец затянул последние рулады своей молитвы, прославляющей всех четырех богов Оссета, бога света, Орона, бога процветания и богатства, и Лаэру, богиню плодородия и Кестета, судью мертвых. Ни при именах небожителей, ни при легком неестественно-белом свечении витража, показывающем что молитва услышана, в моем организме ни дрогнула ни одна жилка. Значит я точно не тифлинг. Те на святую магию, пусть она и направлена не них, а просто есть поблизости, реагирует негативно. Не в прах рассыпаются, конечно же, но приступы мигрени или там нервной почесухи бывают у них обязательно.
