– Вячеслав, письмо стоит написать, но не царю.
Соколов внимательно посмотрел на майора, продолжай, мол.
– Воеводе Шеину. В конце лета 1632 он пойдёт к Смоленску с тридцатитысячной армией, города взять не сможет, сядет в осаду. А в сентябре следующего года его самого блокируют подошедшие польские силы нового короля Владислава. И ещё – наши тогда не успели заключить договор о совместных действиях со шведами. А Густав-Адольф, шведский король, погибает в Германии в том же 1632 году. Вот такое письмо нужно. Только анонимка, естественно. Вот там можно прописать и про смерть польского короля, чтобы воевода поверил. Ведь Шеин не побежит к царю докладывать о письме – самого затаскают по подвалам и казематам.
– Помирились с Кабаржицким?
– Да мы и не ссорились – так просто поговорили в сердцах, – ухмыльнулся Сазонов.
– Понятно, хорошо, коли так. Ты ведь в кузнице ещё не был? Тогда пошли.
Весеннее солнышко потихоньку припекало, ноздреватый, потемневший снег ещё лежал сугробами, но внутри посёлка его уже не было – штрафники старались, отрабатывая свою глупость. Ангара уже неделю как вскрылась ото льда, готовились к навигации лодки, ладьи и ботики, зимой стоявшие в дощатых ангарах.
После яркого солнца и прохладного ветра, открыв обитую полосами кожи дверь, друзья окунулись в жаркую и сумрачную атмосферу кузницы. Пройдя мимо работающих людей, мимо колеса, качающего меха, Соколов провёл майора в мастерскую.
– Вот любуйся! – с торжествующим видом сказал князь и откинул промасленную ткань.
Сазонов взял в руки характерно пахнущую кузницей, с отполированной поверхностью, винтовку.
Хмыкнув, с некоторым усилием отвёл рычаг затвора.
– Игольчатая винтовка? Ничего себе!
– Ага, единичный вариант. Вот патроны, дымный порох, бертолетова соль, полное погружение, – усмехнулся Вячеслав, вытащив из противогазной сумки несколько патронов, где пуля и пороховой заряд обёртывались в пропитанную специальным составом ткань. В этом патроне игла, толкаемая спущенной пружиной, прорывала ткань и ударяла в капсюль, смесь бертолетовой соли и угля, взрывалась, воспламеняя порох, который и толкал пулю. Лежащие на столе небольшой горкой капсюльные колпачки отсвечивали тускло-медным цветом.
– Ты же говорил о том, что капсюль не освоим?
– Вон он осваиватель, спит. Золотые руки, – Вячеслав указал на похрапывающего мужика, возлежащего на застеленном шкурами топчане в углу мастерской.
– Как насчёт пострелять, Вячеслав? – возбуждённо спросил Сазонов.
– Это без проблем, Алексей. Пристреливай на здоровье. Это винтовка под первым номером для Усольцева, кстати.
– Сначала вооружаем казаков? – спросил, надевая противогазную сумку с патронами, Алексей.
– Да, им это оружие понятней, чем автоматическое. Да и их раритеты сменим более качественным оружием, – ответил князь придерживая тяжёлую дверь, чтобы Алексей, несущий ружьё, прошёл в дверной проём.
– Ружьишко не фонтан, ткань для патрона не подходит, Вячеслав, – с досадой произнёс Алексей после двух выстрелов.
– Много оставляет нагара в стволе?
– Ну да, чистить замучаешься после каждого выстрела, мало преимущества. Нет, иголки – это нормально, вот только патрон надо будет дорабатывать по-любому! Нужен бумажный патрон.
– А ещё лучше латунные гильзы многоразового использования, – задумчиво проговорил Соколов.
Сегодня под вечер на Ангару прибыл уже второй караван кочей, у которого до Енисейского устья был новый проводник – Умил, ещё один онежский мореход. По Енисею и Ангаре кочи уже вёл Вигарь, обстоятельно рассказывая Умилу об особенностях провода судов по этой довольно порожистой сибирской реке. Для себя Вигарь решил остаться на сей раз со своим семейством на Байкале, а его красочным рассказам про далёкий край поддался лёгкий на ноги шурин и его товарищ, оба с семьями, во время перехода по Студёному морю, многажды жалевшие о своём решении.
Огромную радость доставил Тимофей Кузьмин Петру Ивановичу Бекетову – привёз из Енисейска его семью: жену Наталью, да детишек малых – Егора да Марию.
– Ну что, рассказывай Тимофей, как ты семью Петра Ивановича вызволил. Знаю, ты уже успел раз двадцать эту историю рассказать, уважь, пожалуйста и мне расскажи ещё раз, – улыбался Соколов.
По кружкам был разлит горячий смородиновый напиток с мёдом – ангарские поселенцы постарались, сумели на второй сезон устроить пасеки на приангарских лугах.
– Да уж, немало пришлось рассказывать, – ответил улыбкой на улыбку Тимофей.
– И про крепость расскажи – велик ли Енисейск, стены крепки ли, да много ли башен, есть ли пушки?
– Скажем, крепостица немалая, токмо супротив нашей удинской крепости не попрёт. На острове твердыня покрепче будет и камнем обложенная и стены из кирпича. Посад в Енисейске малый, с дюжину дворов, видимо будет. Стены высоки, да токмо частокол там, по стене оборону держати не мочно. Башни по углам стоят, пушки бают, две есть, да немощные супротив наших, что я видал, так пушчонки.
– Ты наши ещё не видал, ты видел заготовки – черновую работу, а мы уже полдюжины пушек сработали, да ещё столько же в работе, – с гордостью сказал Соколов.
– Казаков служивых да стрельцов, бают, до двух с половиною сотен будет, да токмо сейчас в Енисейске их полста душ. Посадского люда менее сотни, огородничество учиняют. А, лошадей недавно прикупили у канского князца.
Соколов внимательно слушал, качал головой, поглаживал бороду, изредка, что-то записывая с свой блокнот.
– Ну вот, а когда мы по Енисею подходили к острогу, то тут я на своём коче вперёд ушёл, да чуть выше Енисейска стал. И бережком к острогу пошёл с Никитою, да там на мужичков наткнулись, что рыбу удили, посадских стало быть. Я к ним – так, мол и так, с Архангельска мы, вот родичей хотим повидать, да в острог боязно идти, бо не желаем на людях красоваться.
– А они чего, поверили? – удивился Вячеслав.
– Они-то сразу смекнули, что дело нечисто. Но я им посулил горсть корелок* за то, чтобы один из них привёл ко мне человечка с острога.
– А ежели бы он стрельцов привёл? – воскликнул Вячеслав.
– Это я тоже обмыслил. Мы с Никитой и вторым мужиком заховались в кустах супротив дорожки, коя из острога к реке вела, а Никитка у бока мужика ещё и нож держал, коли тот орать учнёт. Думаю, ежели стрельцов увижу – мужика порешим и лесом бежать до коча будем. Так вот, гляжу а по дорожке Бекетова жёнка бежит! А за нею – тот мужичонка, не выдал, значит. Ну я из кустов-то вышел, кричу Наталья Лексевна, мол, я от мужа вашего. А она как вцепится в меня, чуть кафтан не порвала – где он, мол, да жив-здоров ли. Ну я ей всё и обсказал, как есть. Токмо от этого и успокоилась, в острог умчалась, а через часок, гляжу уже с дитями идёт, как бы на прогулку вышли. Потом и дворня её пришла – четыре девки да старикашка.
– Ты молодец! А как мимо Енисейска прошли, мирно ли?
– Сызнова, как в позапрошлом годе из пушки учинили стрельбу, дабы мы к острожному берегу пристали. Даже струг за нами увязался, но отстал вскорости. Думаю, на следующий раз встретят нас крепко, надобно будет ночью идти, да зело сие опасно – островки там и мели во множестве.
– А надо будет, в следующий раз будут польские полонянники, а затем прекратим кочи гонять. Если Шеин…
– Воевода, что в ляшском плену был, после Смоленской обороны? – округлил глаза Кузьмин.
– Он самый, – кивнул Соколов, – так вот, если он уговор наш выполнит, то на Онеге будет до двух сотен
