— Перестают работать?
— Да. Работают только механические часы. Но их показания совершенно непредсказуемы. И не поддаются систематизации. Потом пилот повторяет все действия в обратном порядке — восстановилась связь, стрелки и дисплеи ожили, и можно возвращаться домой.
— А что говорят ученые?
— Ученые, в том числе и Рышард Станиславович, считают, что раз приборы ничего такого не показали, значит, и перехода через барьер не было. А пилоты уверены, что систематически бывают за барьером.
— А вы, Дэниэл?
— Скорее да, чем нет. Мы пытались доказывать, подробно рассказывали, как это происходит. Показывали зарисовки звездного неба. Съемки-то результата не дают, в аппаратах ничего не остается. Но физики убеждены, что это не более чем глюки пилотов. Перед каждым полетом и после него нас стали гонять к психологам. Якобы околосветовые скорости влияют на психику.
— Но если на психику — то должно быть у каждого по-раз-ному!
— Верно мыслите. А у нас у всех одно и то же: с небесной сферы исчезает Солнце. Остаются только звезды. И главное, Андрей, — ни одного знакомого созвездия! Уж можно поверить Рамону, Бринсли, это наши лучшие астрономы.
— И куда забрасывает? На другой край галактики?
— Это самое первое, что можно подумать. А ведь можно подумать и не только это. Как, Андрей?
— Дальше думать уже страшновато…
— Страшновато не только вам, но и нашим космофизикам. К сожалению. А когда случилось происшествие с Альбериго Кабрапем, Недзвецкий элементарно запретил применять в полетах алгоритм действий, приводящий к пропаданию связи и отказу приборов.
— И что же мы делаем теперь у барьера?
— Ходим. Набираем статистику. По плану пробуем различные режимы, всяческие комбинации акселеронов, вплоть до десятой производной. Бодаем световой барьер, не более того. Следуем указаниям начальства…
— А фактически?
Хартфорд помолчал, усмехнулся.
— Увидите сами, Андрей…
— Так-то можно и просто беспилотки посылать.
— Пробовали. Но робот может неправильно отреагировать на неожиданность. Команды со станции по баросвязи проходят, но мы же не знаем, что командовать. Не видим, что там делается. Все равно нужен летчик.
…Услышанное требовалось обдумать. Из кафе молодой пилот отправился на стартовую палубу. Сегодня полетов не было, и он рассчитывал побыть под звездами один.
В коридоре навстречу ему попался Бринсли Шеридан — худой, высоченный, морщинистый, с седыми усами. Шеридан, самый старший из летчиков, всегда был молчалив и замкнут. Летал он чаще других пилотов.
И на стартовой палубе тоже кто-то был, Андрей заметил это не сразу. У перил балкона шевельнулась невысокая тень, раздался стук каблучков, женщина быстро прошла мимо и исчезла.
В полет ушел Рамон Контрерас. Сопровождать назначены были Хартфорд и Андрей. Полет проходил как обычно. Андрей сидел перед пультом баросвязи, поглядывал в монитор с круглым экраном. Лицо пилота четко виднелось сквозь стеклолит гермошлема. Время от времени Рамон докладывал о ходе полета. Сам он не имел монитора в кабине — только приборы. Но слышал то, что ему говорили. В отличие от радио, баросвязь действовала мгновенно. Она требовала огромных затрат энергии и применялась только в Институте скорости. Этот вид связи имел и другую очень важную функцию — навигационную. Оборвись по какой-то причине ниточка бароквантового луча — и пилот, которого околосветовая скорость забросила совершенно неизвестно куда, ни за что не отыщет среди обступивших его звездных миров незаметную пылинку «Баярдены».
Андрей сидел у пульта, каждые два часа меняясь с белобрысым летчиком-философом. И теперь уже не встревожился, когда пропала связь и экран посерел… Прибытие Рамона тоже совпало с его дежурством. Хартфорд убежал на стартовую палубу. Андрей сидел до самого окончания полета — то есть до вскрытия квантора. Когда он пришел на палубу, там было много народа. Центром композиции, являлся, конечно, Рамон. Он громко говорил, смеялся, помогал разбирать на себе скафандр, отвечал всем сразу. По рукам ходил какой-то стрелочный прибор с красными рисками, нанесенными поверх шкалы. Андрею тоже дали его подержать.
— Там работает, понимаешь? — хлопнул Андрея по плечу Юра Мартынюк. — Там работает! Все равно докажем!
— Кто летит завтра? — спросил Раймондо Фарнезе. У этого парня, единственного из пилотов, были обыкновенные, тусклые глаза.
— Завтра летит Шеридан, — ответил координатор полетов Раймон Летруа.
Координатор был несколько загадочной фигурой. Красивый, подтянутый, всегда улыбающийся, со всеми ровный и невозмутимый. Казалось, во всю свою жизнь вы не встречали более безоблачного человека. Но в отношении пилотов к Раймону странным образом сквозила какая-то сдержанная ласковость, напоминающая жалость к больному ребенку.
— Опять Брине Шеридано… — с неудовольствием протянул Фарнезе.
— А тебе-то что? — сказал Юра. — Ты вообще не помнишь, где в кабине клавиша реверса.
— Я не нарушаю распоряжений администрации.
— Личное дело… — пожал плечами Юра. — Кто-то штурмует барьер, а кто-то… не нарушает распоряжений.
В сопровождение полета Шеридана координатор поставил Юру и Андрея.
Андрей пришел на стартовую палубу получасом раньше, чем требовалось. Он смутно надеялся встретить тут Мэджи Стайн. Вчера в кают-компании он увидел Дэна Хартфорда в обществе молодых женщин. Он не успел приблизиться, как одна из них — девушка лет двадцати двух — обдала Андрея диковатым серо-синим взглядом, быстро улыбнулась своим спутникам и вышла, знакомо стуча каблучками. После той встречи в полумраке под звездами стартовой палубы он еще раза три видел ее. И всегда она быстро уходила, лишь взглянув на него…
— Знакомься, Андрей, — сказал Хартфорд, беря под руку оставшуюся спутницу. — Бетти, моя жена. Врач.
Бетти была яркая красавица-африканка. Прическа делала ее выше мужа. Глаза и зубы контрастно блестели на выразительном темнокожем лице.
Они поговорили о принятых связистами новостях далекой Земли, о странном происшествии на Марсе, о новых записях театральных постановок, которые, послухам, везла «Си-бэрд»… Андрей, наконец, осмелился:
— Бетти, а что за девушка была тут с вами?
— Это Мэджи Стайн. Моя подруга и коллега.
Сегодня Мэджи на стартовой палубе не было. Андрей побродил, наблюдая, как техники готовят квантор для Бринсли Шеридана. Вскоре явился и сам пилот, широко и тяжело шагая, по своему обыкновению слегка сутулясь. Он постоял у перил, потом подошел к Андрею. Пристально глянул глазами юного эльфа на старом морщинистом лице. Спросил:
— Когда первый полет?
— Завтра.
Шеридан достал из кармана комбинезона инфокарту.
— Держи. Твоя.
На карте был расписан некий полетный режим. И Андрей едва не задохнулся, поняв вдруг что это за режим… Казалось бы, ничего особенного. Обычные цифры и слова — порядок производных, знак и величина акселеронов, временные интервалы.
— Бринсли, а вам?