Сердце Зверя. Том 2. Шар судеб

– Я боюсь повторить уже… известное.

– Закатные твари, я сейчас плохо соображаю… Мне доложили… – На регентском совете он будет называть сестру ее величеством, но при Никола можно не лукавить. – Катари принимала Штанцлера, он убрался, и к ней вошел Окделл, а потом – фрейлина. Проклятье, опять забыл, как ее звали…

– Дрюс-Карлион, но все было несколько иначе. – Когда Карваль научился так докладывать, после Доры или раньше? – Ее величество велела всем ее оставить, дамы и врач прошли в свитскую гостиную. Почти сразу же графиню Рокслей пригласили к посту у входа в Весенний садик. Она вернулась вместе с Окделлом, который настаивал на немедленной встрече с ее величеством. Такое уже случалось, и его пропустили. Спустя три четверти часа Окделл вышел. По словам дам, он был очень бледен и сказал, что ее величество вызвала фрейлину и просила ее не беспокоить. Дамы сочли, что герцог Окделл… попытался объясниться и не встретил понимания. Окделл ушел. Приблизительно через пять минут духовник ее величества, ничего не объясняя, увел брата Анджело. Разумеется, все находящиеся в свитской гостиной решили, что начинаются роды…

А что еще можно было решить? Он бы тоже так подумал и сидел бы со всеми, ждал… Ну, может, молился бы, если б умел.

– Я так и понял, что ее нашел Пьетро.

– Да. Он отлучался в Ноху, видимо, с поручением ее величества, потому что сразу же прошел в кабинет.

– Никола, а не могло… – Бред. Не подкрепленный ничем, кроме того, что Дикон не мог! – Сколько времени Пьетро там пробыл?

– Он вызвал меня через несколько секунд, прежде чем пошел за врачом. Монах успевал только открыть дверь в будуар и вернуться. Монсеньор, я понимаю, что вы чувствуете, но виновный очевиден. По крайней мере, виновный в убийстве ее величества и фрейлины. Со Штанцлером могут быть сомнения, здесь – нет.

– Почему вы так уверены? Потому что никто, кроме Ричарда, не входил?

– Если бы… – Никола все же сбился с ровного тона. Малыш умел держать себя в руках, но Приддом он не был. – Простите, монсеньор… В ране остался кинжал, с которым герцог Окделл не расставался и который я видел у него перед тем, как он прошел якобы к Мевену. Мне кажется, дамы угадали, Окделл попробовал объясниться и… не встретил взаимности. Монсеньор, я был уверен, что вы знаете подробности.

– У меня нет времени делать плохо то, что вы уже сделали хорошо. Никола, я могу допустить, только допустить, что Дикон убил… женщину, которая его отвергла, особенно если она… не стала скрывать своих чувств к другому. Любовь и ревность творят из нас чудовищ, этого не отменить, но я никогда не поверю, что Ричард убил фрейлину и сбежал. Он бы или покончил с собой, или во всем признался.

– Только не нам. Монсеньор, я должен просить прощения: я прочел не предназначенные мне письма. Окделл оставил их на письменном столе в доме Алвы. Одно адресовано вам, но в нем могло быть что-то… не терпящее отлагательств. Я ничем не мог помочь брату Анджело, а Мевен справляется со своими обязанностями…

– Не извиняйтесь. Давайте письма.

Это Дикон… Лэйе Астрапэ, это все-таки Дикон, и при этом все же не он! «…требовали обстоятельства и Честь Скал»… От Дикона здесь только руки, но не сердце и не умысел; дурака втравили, как втравили в убийство Ворона и в эту подлость с судом… Штанцлер и втравил, только зачем?!

Эпинэ убрал письмо, стараясь не думать о возможной встрече Ричарда с Эрвином. Только бы Окделл не бросился к Лукку, хотя куда он может сбежать? Ни дома, ни друзей, ничего…

– Что со Штанцлером?

– Это моя неудача, монсеньор. Дом, который занимал Окделл, находился под наблюдением. Карету Штанцлера тоже сопровождали, но Штанцлер избавился от спутников в церкви Святой Алисы. Он ездил туда довольно часто, к этому привыкли, к тому же его, как и было предписано, сопровождали люди Окделла. Возвращаясь после аудиенции, Штанцлер остановил карету и вошел в храм. Кучер и лакей, как обычно бывало, остались с лошадьми, мои люди в церковь не входили, чтобы не привлекать внимания. Иногда Штанцлер молился очень долго, а может, не молился, а размышлял. Как бы то ни было, его ждали, а он выскользнул через боковой вход и отправился к себе. Это не очень далеко…

– Я знаю.

– Я счел своим долгом отыскать Окделла. Я знаю, как вы относитесь к этому… молодому человеку, но я в любом случае не допустил бы расправы.

– Спасибо, Никола…

– Я забрал письма, оставил в особняке нескольких человек и поехал назад. У церкви я заметил карету и неподалеку своих людей. Я поговорил с ними и вошел в церковь, думая, что нашел хотя бы Штанцлера, но ошибся. На всякий случай я решил проверить особняк. Привратника на месте не оказалось, но ворота были распахнуты, и мы вошли. В доме похозяйничали мародеры, но давно. Беглеца мы обнаружили в бывшем кабинете. Труп уже остывал.

Штанцлера кто-то застрелил, кто-то очень меткий, поэтому я сомневаюсь, что это Ричард Окделл, хотя он там был и оставил вороную мориску. Вы ее знаете, монсеньор; она, насколько я мог понять, была подарена Окделлу герцогом Алва.

– Да, я ее знаю. Дикон ее бы никогда…

О «никогда» пора забыть не только на войне. Если Ричард решил бежать, он мог понять, что Сона слишком приметна, но бросить лошадь у дома Штанцлера! Разве что бедняга не сомневался: по его следам уже идут…

– Его не могли увести силой?

– Кто, монсеньор?

Таинственные убийцы бывшего кансилльера, которых, скорей всего, не существует. Что-то заставило в общем-то доброго мальчишку сперва убить Катари с фрейлиной, а потом и старого мерзавца. Убить и бежать… Может, сама Катари? С сестры бы сталось из последних сил велеть дураку уходить.

– Вы хотите осмотреть особняк?

– Зачем? Если вы уверены, что Штанцлер мертв…

– Уверен, монсеньор. Герцог Окделл, уезжая, велел слугам уничтожить икону святой Октавии, я отменил это распоряжение. Это было бы святотатством.

– Правильно… Полковнику Блору придется обойтись без подарков. Все, что еще остается в доме, принадлежит Алве. Сейчас не до того, чтобы переделывать ворота, но выгнать лишних и поставить охрану нужно.

– Уже сделано. Позвольте мне выразить…

– Не надо, Никола. Вы все уже выразили. Не знаю, что бы я без вас делал…

– Монсеньор, нужно отменить инспекцию гарнизонов. Лучше, если письма с объяснением подпишете вы. Я распорядился их подготовить.

Никола успевает всюду, но понять, что из этого выходит, у него получается не всегда. Он не думал с драгунами Райнштайнера, и теперь тоже…

– Сейчас не время что-то отменять. Мы с Левием займемся похоронами, а вы – гарнизонами. Отправитесь с утра, с надлежащей охраной, и сдерете с нерадивых восемь шкур. Нельзя позволить им думать, что власти больше нет… Так уж вышло, что в пределах Кольца Эрнани единственный маршал и родич новорожденного принца – я. Если Ноймаринен или Алва захотят свернуть мне шею за то, что я делаю, пусть сворачивают, но пока будет так, как я скажу.

– Как именно, монсеньор?

– Катарина умерла родами. Родами. Она велела врачу спасать не себя, а сына, и врач повиновался. В присутствии двоих монахов и вашем сестра объявила меня Проэмперадором Олларии и прилегающих земель, и я немедленно приступил к исполнению своих обязанностей. Брат Пьетро и брат Анджело это подтвердят с разрешения Левия. Вы?

– Разумеется, но слухи все равно пойдут.

– Безусловно. Они бы пошли, даже будь все правдой, но я не хочу, чтобы горожане принялись искать убийцу. Не думайте… Дело не в Диконе, то есть не только в Диконе. Я не хотел бы, чтоб толпа разорвала