даже Штанцлера, а люди на взводе, хотя кому это я рассказываю? Мы не можем подливать масло в огонь – наша королева умерла от естественных причин. Слабое сердце, переживания… Странно, что девочка в самом деле держалась… Держалась и…
– Хотите вина, монсеньор?
– Хочу. И вы хотите… Никола!
– Да, монсеньор?
– Я получил письмо от Эрвина… От графа Литенкетте. Он просит помощи. Ему не хватает людей, чтобы перекрыть дорогу к Олларии и заворачивать беженцев в Придду.
– Я пошлю туда Дювье. Он знает те места, хотя мне было бы спокойней увидеть беженцев своими глазами. Конечно, если в Олларии…
– Мы с Мевеном и Дэвидом справимся. Ричарда ищут?
– Я сделал все от меня зависящее.
– Не сомневаюсь. Будем помнить!
– Будем, монсеньор.
Никола не просто сочувствует, ему больно… Как же ее все любили… Все, от последнего нищего до несчастного убийцы!
– Она должна лежать среди маков… Среди маков, Никола… Идемте, срежем все, которые найдутся в этом закатном саду! Сколько бы их ни было…
2
У привратника были обе руки, то есть не у привратника, у капрала-чесночника, обманувшего Дика пустым рукавом. Ловушку поставили на всякий случай, а она сработала. Теперь ставший тюремщиком «безрукий» драил свои сапоги, насвистывая какую-то песенку. Будь мерзавец дворянином, Дик, даже связанный, знал бы, как с ним разговаривать. Но препираться со слугами и солдатней – не уважать себя, и Окделл молчал, пытаясь найти хоть какой-нибудь выход.
Карваль как исчез, так и не возвращался, время шло, закрывавшие окна доски уже не золотились, но свет сквозь них еще проходил. Самые долгие дни в году и бесконечное, убивающее своей беспомощностью ожидание, в конце которого либо Багерлее, либо смерть на месте от руки все того же Карваля. Дикон понимал, почему его не прикончили вместе со Штанцлером: смерть Повелителя Скал привлекла бы слишком много внимания, а жирный Инголс заставляет говорить даже ключи. Коротышка медлил, думая, что держит в руках близкого друга ее величества, а солдаты при всей своей надежности имеют языки.
Конечно, Карваль мог приказать своим головорезам убить пленника, когда господин генерал будет где-нибудь в Барсине. Новоиспеченный барон вернется, и ему «доложат» о двойном убийстве в особняке Штанцлера. Иноходец в очередной раз убедится в незаменимости своего подручного, а подручный избавится от всех подозрений. План был бы безупречен, если б не известная всем верность Эпинэ старой дружбе. Среди чесночников может затесаться кто-то, кто предпочтет выскочке истинного герцога. Быть уверенным в молчании всех побывавших в особняке Штанцлера солдат нельзя, а выкормыш Дорака неглуп и осторожен. Это давало смутную надежду выбраться из передряги живым. Давало бы, если б не Катари…
Прежние планы Карваля были неочевидны, его нынешние действия сомнений не вызывали – инспекцию отменят, Карваля вернут, и он бросится «искать» убийцу и, разумеется, найдет. Скорее всего, герцог Окделл «погибнет в стычке», и это будет хуже всего. Смерти Ричард не боялся, как и суда. Ворон сохранил достоинство и в цепях, а мужество Алана стало легендой. Пока ты смеешься своим палачам в лицо, ты не побежден, другое дело – получить пулю в чужом подвале. Штанцлер жил и умер как подлец, но его убийство не стало возмездием. Карваль не мстил и не исполнял законный приговор, он прикончил бывшего сообщника, как вор убивает вора…
– Сидит?
– Да что ему станется? Как оно?
– Да кошки его знают. Ты его кормил?
– Такого, пожалуй, накормишь… Укусит еще. Ну, я пошел.
Шаги, шорохи, скрип. «Привратник» убрался. Тот, кто заступил на смену, смачно чихнул и осведомился:
– Ужинать будешь?
– Нет.
– А подумать?
– Нет. – В последний раз Дик перекусил утром, причем наскоро, но голодным юноша себя не чувствовал, а вот пить хотелось ужасно. Как и размяться, но не просить же милости у «тыкающего» герцогу солдата. Все, что Ричард мог в своем положении, это сохранить достоинство. Никто не скажет, что Повелитель Скал унижается и юлит, а южане – солдаты, они отличат Окделла от Штанцлера, но как же старый гусак струсил! Фердинанд и тот больше напоминал дворянина. Еще одна жертва конца Круга, как и его так и не рожденный сын… Катарина нагромоздила горы лжи, но имя отца последнего ребенка назвала верно, в этом Дикон не сомневался. Олларам отпущен один Круг. Род был обречен и иссяк, только об этом никто не расскажет. Как и о конце Ричарда Окделла. Ну почему он не умер во дворце, оборвав династию узурпаторов и смешав на клинке Алана свою кровь с кровью женщины, которую любил до того, как возненавидел?! Такая смерть не была бы ни глупой, ни бессмысленной, но Повелитель Скал сделал то, что требовал долг, и проиграл. Карас выпал из рукояти меча, второй раз его не найти. Нет камня, нет Надора, нет Окделлов…
– Может, хватит дуться? – раздалось над ухом. – Чего пузо мучить, не казенное!
– Оставь меня в покое!
– Ну, хозяин барин.
Узнав про королеву, чесночник запоет иначе. Южане помешаны на Катарине Ариго, им не объяснить, что они молятся на змею. Не объяснить даже Роберу, если они вдруг встретятся. Единственный, кто может понять, это Алва. Ворон знал цену любовнице и не считал нужным это скрывать. Ветра честны, как и Скалы. Штанцлер лгал, утверждая, что сын Эгмонта подражает эру, это было не подражание, а сходство, которое не могло не тревожить старого интригана и его дочь. Знает ли Алва настоящее имя Катарины? Эпинэ, тот уверен, что королева – его кузина… Была кузиной.
Если дневник Каролины Борн еще существует, он где-то в кабинете. Штанцлер не успел открыть тайник, только это не значит, что его нельзя отыскать. Пока есть время, надо заставить солдат обыскать кабинет. Сейчас не до фамильных тайн и не до вежливости к покойной гадине. Правда о Катарине может спасти даже от Карваля…
Ричард обернулся к зевающему сторожу, но заговорить не успел. В коридоре раздались шаги, в дверь просунулась усатая физиономия. Охранник вскочил, широкие плечи заслонили проем, но разговор длился недолго.
– Эй, – кивнул вошедший усач, – пошли. Генерал ждет.
Ричард поднялся, возможно торопливей, чем следовало, но лучше поспешить, чем позволить до себя дотронуться. Сторож снова зевнул, распространив вокруг себя запах чесночной похлебки. Он был спокоен, как и вошедший Дювье. Видимо, Карваль не счел нужным сообщить своим людям о смерти королевы. Что бы он ни затевал, новость о дневнике заставит его обыскать дом.
Сторож вышел первым, а Дювье посторонился, пропуская пленника. В руке сержанта был палаш. Какие, однако, предосторожности!
– Я не намерен бежать, – бросил Дикон. – Скалы не бегают.
…Оно налетело сзади, едва Дикон шагнул за порог. Чесночная вонь сделалась кисло-сладкой и тошнотворной, как в Доре. Юноша еще понял, что падает. Истоптанный мраморный пол сделался розовым и мохнатым, закачался, позеленел, став лужей у порога, из которой усмехнулась, показав язык, щербатая толстощекая девчонка. Ювелирша.
–
3
На ночь Эпинэ во дворце не остался, хотя понимал, что придется привыкать. Королевская резиденция не должна пустовать просто потому, что не должна, а без короля, регента, Проэмперадора
