В городе тревога. Беспокойство прежде всего отражается на ценах: они вздуваются, растут не по дням, а по часам. Раньше англичане завозили продовольствие для солдат из Индии, теперь закупают в кучанских селах у помещиков.
С полгода я копил туманы, чтобы рассчитаться за кони с Аббасом, а потом обменять свою лошадку на одного кадрового скакуна, на котором ездил один кучанский купец. Мы не могли скрыть своего восхищения, любуясь красавцем конем. У него маленькая, словно точеная голова, широкая грудь и тонкие сильные ноги. Однажды, когда купец проезжал мимо, я крикнул: «Эн, сахеб, сколько стоит конь?» «Нет ему цены, уважаемый! Не продается», — ответил он. «А если б захотели продать?» «Сто туманов, не меньше». С того дня я и загорелся желанием, во что бы то ни стало заполучить этого скакуна. И вот наступил день, когда в моем кармане оказалось сто туманов. Проследили мы с Ахмедом, где живет купец, заходим к нему, начинаем уговаривать. Наконец он согласился, назначает цену:
— Сто пятьдесят туманов!
— Что, что?! А ну-ка повтори еще раз!
Однако, хозяин не из пугливых: армейский мундир его не смущает, Сколько не препирались мы, так и пришлось выложить из кармана все мои сбережения и впридачу отдать своего коня.
Дня через три после этой дорогой сделки проводим мы строевые занятия во дворе, вдруг подходит ко мне дежурный и говорит:
— Какая-то ханым вызывает Аббаса Форамарза.
Я разрешил Аббасу покинуть строй. Он пошел и скоро вернулся с запиской.
— Что нового, Аббас? — спрашиваю его.
— Так ничего особенного, командир, — улыбается он. — Если хочешь, то поедем со мной в одно место. Приглашают на свадьбу. Там человек из армии Ходоу-сердара будет.
— Далеко ехать?
— Нет, не очень. В село Чапай.
Утром мы выезжаем из Кучана и пускаем коней по пыльной проселочной дороге. Мой «Ыкбал» несется, как птица, я с трудом удерживаю его. Так и кажется, что вот-вот конь излетит и небо. Аббас на своем жеребчике отстает, приходится поджидать его,
Я говорю Аббасу:
— Ты, земляк, не злись на меня, что до сих пор не расплатился с тобой за лошадь. Следующая получка — твоя, ей богу.
— С чего ты взял? Я злюсь на свою клячу. Бежит, как курица И где только ее откопал Гулам-реза?
— Гулам-реза? — удивляюсь я. — Откуда ты его знаешь?
— Но он же у меня коней взял, а двух всучил взамен…
— Каких коней?!
Аббас молчит. Что ж, раз молчит, значит нельзя об этом говорить.
Шестичасовой путь мы промахнули за два часа. Остановились в центре села, возле небогатого дома с густым садом. Ввели коней по двор, привязали. В саду слышны голоса, гости уже собрались на пиршество. Видны нарядные платья девушек, мелькают их проворные ножки…
Тетя Шамси, родственница Аббаса, поливает нам на руки. Мы входим в комнату. На кошме, подобрав ноги, сидит за пиалой родственник Аббаса, — Шамо, посыльный Ходоу-сердара. Аббас порывисто здоровается с ним. Я знакомлюсь.
— Ну, как там дела, дорогой Шамо, рассказывай скорей! — нетерпеливо требует Аббас, То же нетерпение испытываю и я, ибо прошли слухи, что армия Ходоу-сердара разгромлена, а сам он едва унес ноги.
— Дела пока идут неплохо, — тихо говорит Шамо. — Ходоу наш настоящий полководец…
— Так значит, все в порядке! — восклицает Аббас. — Ей-богу, слухам и газетам нельзя верить.
— Ходоу одержал крупную победу, — продолжает Шамо и начинает увлеченно рассказывать:
— Передовые отряды Ходоу-сердара стояли в Варге, когда ему сообщили о том, что приближаются войска Султан Ахмед хан Хакими. Ходоу поинтересовался, сколько солдат в войске Султана. Когда ему сообщили: «свыше пятисот человек», он созвал командиров.
На совете Ходоу предложил тонкий тактический план. Решено было дать бон Султану под Варгом. Для этого Ходоу вышлет часть войск к селу, остальные укроются по обе стороны ущелья под Гиляном. Когда солдаты Султана начнут наседать, курды должны обратиться в бегство и таким образом заманить поиска противника в каменный мешок глубокого ущелья. А там…
Султан Ахмед хан Хакими повел себя осторожнее, чем предполагал Ходоу-сердар. Четыре дня длилась перестрелка и незначительные стычки, затем Ходоу направил своему врагу послание: «Господин Хакими! Предлагаю вам отказаться от кровопролития. Жду ответа, Ходоу». Вскоре был получен ответ: «Мы гордимся, что проливаем кровь за его величество Шах-ин-шаха во имя Мухаммеда и аллаха. А с разбойниками и грабителями, поднявшими руку на его величество…»
Ходоу не успел дочитать письма. Рассвирепевший Султан, забыв об осторожности, бросил всю свою армию вперед. Курды встретили врага огнем, однако вскоре стали отступать, заманивая противника все дальше и дальше. Они отступили до самого Гиляна. И вот, когда Султан не сомневался, что им одержана победа, наступила неожиданная развязка. Повстанцы окружили правительственные войска и разбили их наголову. Из пятисот солдат, брошенных на штурм Гиляна, погибло не менее четырехсот. Семьдесят пять человек были ранены и только небольшая горсточка сумела уйти.
Рассказ Шамо мы перебиваем радостными восклицаниями и вопросами. Особенно я горжусь Ходоу- сердаром, потому что знаю его лично и он ко мне относится, как к младшему брату. У меня возникает горячая мысль: «А не уйти ли нам вместе с Шамо к нему в горы? Но как остальные: Ахмед, Рамо? Надо посоветоваться с Шамо!» Выслушав меня, он отрицательно качает головой.
— Нет, дорогой Гусейнкули, не за этим я сюда приехал, чтобы повидав вас, захватить с собой. Я приехал повидать вас и договориться об одном важном деле. Ходоу нужно оружие, боеприпасы. Сможете ли вы достать винтовки и патроны?
Мысленно я прикинул обстановку, расположение военных складов, часовых. Мне показалось, что почистить склад — дело невозможное. Я промолчал. Мне нечего было сказать. Аббас, видно, тоже подумал об этом же.
— Дорогой Шамо, а если увести побольше людей с оружием к Ходоу-сердару? Не будет нашей лучшей помощью?
— Об этом Ходоу-сердар подумал, — отвечает Шамо. — Армия наша будет вдвое сильней, если будут в рядах неприятеля наши люди. Поэтому, оставайтесь пока в Кучане. Ходоу за вас не беспокоится. Англичане не поведут полк «курдлеви» на курдский народ. А если сделают эту глупость, курды перейдут на сторону повстанцев.
— Верно, Шамо! — восклицает Аббас. — Мы это дело уже обсуждали.
Наш разговор был прерван выстрелами, долетевшими со стороны усадьбы Ходжи Корохана. Мы выбежали и услышали истеричный крик:
— О-эй, люди! Убили Али-Акбер-бека! Убили!..
Свадебный стол опустел. Люди выскочили на сада и побежали туда, откуда донеслись выстрелы. Мы с Аббасом тоже было кинулись за всеми, но Шамо придержал нас:
— Не надо, друзья! Пусть знают не многие о вашем приезде и моем…
Вскоре с места происшествия вернулась тетя Шамси.
— Вах, одной собаки стало меньше! — с явным восхищением сказала она.
— Тётя Шамси, кого убили? Кто убил? — спрашивает Аббас.
— Заходите в комнату. Все сейчас расскажу! — гордо отвечает тетя Шамси, будто собственными руками пристрелила самого ненавистного врага. — Вот слушайте, — продолжает хозяйка, входя вслед за нами. — Убила Али-Акбербека вдова по имени Суйрголь. Она застрелила убийцу своего брата. Кровь за кровь. Долго же она его молодчика ловила, ей-богу! Года три-четыре назад муж Суйрголь был убит ширванским ханом Фараджолла. Знаете за что? За то, что бедняк не привел ему своего коня… И вот Суйрголь стала вдовой. Две дочки у нее остались. Солатин и Асли-хан. Не будь у нее брата Мамеда, она не смогла бы их поставить на ноги. А в прошлом месяце Али-Акбер убил Мамеда. За то, что брат Суйрголь