— Вы продолжаете настаивать на его аресте?
— Бог с ним, он всего лишь олух в форме. Убытки тоже забудем. У нас есть более важные проблемы.
— Вы свободны, майор, — офицер поспешно вышел. — Господин адвокат, вопросы, которые вы затронули, нельзя урегулировать по телефону.
— Согласен с вами, сэр.
— Я приглашаю вас и вашего, гм, клиента во дворец. Я пришлю за вами свою яхту. Вы сможете добраться за час?
Харшоу покачал головой.
— Спасибо, господин Секретарь, не беспокойтесь. Мы переночуем у себя, соберемся не спеша, а транспорт я найду сам.
Мистер Дуглас нахмурился.
— Доктор, вы сами говорили, что беседа будет официальной. Следовательно, я должен оказать вам официальное гостеприимство.
— Видите ли, сэр, мой клиент по горло сыт официальным гостеприимством. Все неприятности начались, когда он решил от него освободиться.
Лицо Дугласа напряглось.
— Сэр, вы хотите сказать…
— Я ничего не хочу сказать. Смит перенес много волнений и еще не привык к официальным церемониям. Он будет крепче спать дома. Как, впрочем, и я. Я немолодой человек, сэр, я привык к своей постели. А что, если переговоры сорвутся, и моему клиенту придется искать другого защитника? Мы не сможем злоупотреблять вашим гостеприимством.
— Опять угрозы, — нахмурился Генеральный Секретарь. — Я считал, что вы мне доверяете, сэр. Не вы ли говорили, что готовы вести переговоры?
— Я доверяю вам, сэр («с таким же успехом можно сказать, что я китайский мандарин»), и мы действительно готовы вести переговоры. Только я понимаю слово переговоры в его изначальном смысле, который шире, чем просто примирение. Могу заверить вас, что лишнего мы не потребуем. Однако мы не можем начать переговоры немедленно. Нужно подождать, но я не знаю, как долго.
— В чем дело?
— Нам нужно время, чтобы подобрать делегацию; вы можете использовать это время в тех же целях.
— Хорошо, только пусть ваша делегация не будет слишком многочисленной. С нашей стороны также не будет много участников. Чем меньше народу, тем лучше.
— Безусловно. В нашу группу войду я, Смит, Свидетель…
— Неужели…
— Беспристрастный Свидетель не помешает. И еще двое, один из которых по неизвестной причине отсутствует. Клиент считает необходимым присутствие на переговорах Бена Кэкстона, которого я не могу найти.
Сколько пришлось пережить, чтобы получить возможность сказать эти слова: Джубал ждал, Дуглас молчал. Наконец он спросил:
— Вы имеете в виду этого бульварного сплетника Бена Кэкстона?
— Кэкстон, о котором я говорю, ведет колонку в одном из агентств печати.
—
— Значит, переговоры не состоятся, — покачал головой Харшоу, — мне не позволено обходиться без него или кем-либо заменить. Простите, что побеспокоил вас и отнял столько времени, — он протянул руку, делая вид, что хочет выключить аппарат.
— Погодите! Я не закончил разговор.
— О, покорнейше прошу прощения, господин Генеральный Секретарь!
— Ничего страшного, доктор. Вы читаете то, что пишет Кэкстон в своем разделе?
— Нет.
— Вот именно. Мне тоже не хочется это читать. Я не могу позволить, чтобы на переговорах присутствовал журналист подобного толка. Это крайне непорядочный человек. Он получает деньги за то, что копается в чужом грязном белье.
— Господин Секретарь, наша сторона не возражает против присутствия прессы, и даже напротив, настаивает на этом.
— Это смешно!
— Возможно, но я обслуживаю клиента согласно его требованиям и собственным критериям качества. Если результат наших переговоров окажется губительным для Человека с Марса и его планеты, я обязан оповестить об этом каждого жителя нашей планеты. Точно так же я обязан сообщить согражданам и о своем успехе. Я не хочу переговоров с погонами.
— Ах, оставьте! Погоны не самый большой позор. Просто я хотел, чтобы все было тихо-мирно, без выкручивания рук.
— В таком случае, пусть присутствуют репортеры. Тем более что мы в ближайшие дни выступим по стереотелевидению и объявим о своем желании вести открытые переговоры.
— Что? Вы не должны сейчас выступать по стереовидению, да и по другим каналам. Это противоречит только что достигнутой договоренности.
— Не вижу никакого противоречия. Вы хотите сказать, что гражданин, прежде чем выступать по каналам массовой информации, должен спросить вашего разрешения?
— Нет, конечно, но…
— Боюсь, что уже поздно. Я почти договорился с продюсерами. Остановить меня может только машина с солдатами. Вы можете предварить мое выступление сообщением о том, что Человек с Марса вернулся из Эквадора и отдыхает в Поконосе. Чтобы никто не подумал, что правительство можно застать врасплох. Вы понимаете?
— Понимаю. — Генеральный Секретарь несколько секунд смотрел на Харшоу. — Подождите, пожалуйста, — он исчез с экрана.
Харшоу поманил к себе Ларри. Закрыв рукой микрофон, он прошептал:
— От нашего передатчика толку не добьешься. Я не знаю, когда он пустит новости, и пустит ли вообще. Может, он пошлет новых легавых. Ты потихоньку выйди, позвони Тому Маккензи и скажи, пусть включает технику, иначе пропустит величайшую сенсацию со времен падения Трои. Будь осторожен: в саду могут сидеть легавые.
— Как звонить Маккензи?
— Спроси у Мириам, — на экране вновь появился Дуглас.
— Доктор Харшоу, я принимаю ваше предложение. Сообщение будет в основном звучать так, как вы его сформулировали, с небольшими дополнениями, — Дуглас улыбнулся, это он умел. — Я добавил, что Человек с Марса открыто обсудит с представителями правительства некоторые вопросы межпланетных отношений, когда отдохнет от путешествия.
Улыбка Секретаря стала холодной, он не был больше старым добрым Джо Дугласом.
Харшоу восхитился: как ловко старый вор превратил поражение в победу!
— Отлично, господин Секретарь. Именно об этом мы собирались объявить.
— Спасибо. Теперь об этом вашем Кэкстоне. Переговоры будут открытыми, но он туда допущен не будет. Пусть смотрит стереовизор. Ему этого хватит, чтобы сочинять сплетни. Он не должен присутствовать в зале переговоров.
— Тогда не будет переговоров.
— Вы меня, кажется, не поняли, господин адвокат. Присутствие этого человека оскорбляет меня. У меня есть личные привилегии.
— Вы правы, сэр, они у вас есть.
— Значит, не будем больше об этом говорить.
— Сэр, вы меня не поняли. Личные привилегии есть и у Смита.
— Что?
