определяет, кто даст. Пэтти говорит, он ясновидящий. Майк говорит, что церковь может обойтись без задушевной музыки и благотворительных привратников, но если не собирать пожертвований, никто не поверит, что это церковь. В зал выносят корзины, полные денег, и Майк говорит, что это сбор с предыдущей службы, и если кому надо, пусть возьмет, сколько хочет, а если кто хочет дать, мы с благодарностью примем. Неплохой способ избавляться от лишних денег.
— Великолепный способ заработать еще больше. Мне кажется, что после такого жеста люди больше дадут, чем возьмут.
— Не знаю, не видел. Пэтти меня увела в аудиторию, где проводятся службы для седьмого круга посвященных, то есть для людей, проучившихся несколько месяцев и сделавших успехи, если это можно назвать успехами.
Перемена была разительной. Если служба в общей аудитории напоминала выступление юмориста, то здесь я увидел чистой воды шаманство. Майк надел облачение, он был напряжен, глаза блестели, он даже казался выше. Было темно, звучала странная музыка, под которую хотелось танцевать. Мы с Пэтти присели на какую-то кушетку. Я ничего не понял: Майк пел по-марсиански, отвечали ему тоже по-марсиански. Иногда они говорили: «Ты есть Бог», и опять по-марсиански, я этого и не выговорю.
Джубал что-то прокаркал.
— Так?
— Да, похоже… Ты что, тоже? И водишь меня за нос?
— Нет, этому меня научил Вонючка. Сказал, жуткая ересь. На английский это переводится как «Ты есть Бог». Махмуд говорит, что это весьма приблизительный перевод. Это слово означает заявление Вселенной о том, что она осознает себя. Это peccavimus[9] без тени раскаяния. Вонючка говорит, что он сам до конца не понимает смысла этого слова, но знает, что это плохое слово, скорее проклятие, чем благословение… Что еще видел ты, кроме кучки фанатиков, визжащих по- марсиански?
— Они не были похожи на фанатиков. В основном шептали, потом говорили в обычном тоне, размеренно, ритмично, как пели. Они производили впечатление не хора, а одного существа, которое напевает то, что чувствует и видит. Ты видел, как возбуждаются фостериты на своих службах?
— Век бы их не видеть!
— Эти тоже были в трансе, но в каком-то мягком и спокойном, как сон. Напряжение все нарастало, но непонятно, от чего. Тебе доводилось бывать на спиритических сеансах?
— Конечно. Легче сказать, где мне не доводилось бывать.
— Значит, ты знаешь, что все могут молчать и сидеть неподвижно, а напряжение будет расти. Такая там была атмосфера. Внешне спокойная, но чреватая бурей.
— Образованные люди говорят: «аполлинарная».
— Как?
— В противоположность дионисической. В быту это упрощают и говорят «спокойный» и «бурный», что абсолютно неверно. Аполлинарные настроения и дионисические — две стороны одной медали. Монашка, стоящая в келье на коленях, может испытывать более сильный экстаз, чем скачущие жрецы Пана. Экстаз — это состояние психики, а не мускулов. Еще одна ошибка — ассоциировать слова «аполлинарный» и «хороший». Респектабельность еще не значит доброты. Продолжай.
— Служба проходила не так спокойно, как молитва монашки. Участники ходили, менялись местами, целовались и, кажется, все. Точно не скажу: было темно. Одна девушка подошла к нам, Пэтти что-то сказала ей, та поцеловала каждого из нас и ушла, — Бен ухмыльнулся. — По-настоящему поцеловала. Я был одет не так, как другие, она должна была заметить, но не заметила.
Действие было вроде бы импровизированным, но в то же время хорошо скоординированным, как танец балерины. Майк то руководил, то затесывался в общую массу. Подошел к нам, взял меня за плечо и поцеловал Пэтти, неторопливо, но быстро. Он ничего нам не сказал. В углу сцены стояла какая-то штуковина, похожая на аппарат стереовидения, Майк использовал ее для демонстрации чудес. Слово «чудеса» он не произносил, по крайней мере, по-английски. Все церкви обещают чудеса, но ни одна их не дает.
— Неправда. Очень многие совершают чудеса. Возьми католиков или христианскую науку.
— Католиков?
— Я не имею в виду Чудо Пресуществления.
— Это слабенькое чудо. А что до христианской науки, то если я сломаю ногу, я предпочту медицинскую науку.
— Значит, смотри под ноги и отстань от меня!
— Майк не сращивал переломов. Он показывал фокусы. Он либо классный иллюзионист, либо гипнотизер.
— Либо и то, и другое.
— Или у него классный аппарат стереовидения, в котором изображение почти неотличимо от действительности.
— Бен, как ты отличаешь настоящие чудеса от поддельных?
— Не знаю. К тому, что показывал Майк, придраться было нельзя, но это не могло происходить на самом деле. Например, зажегся свет и в ящике оказался лев, а вокруг него ягнята. Лев заморгал и зевнул. Голливуду ничего не стоит нашлепать тысячу таких картинок, но… пахло львом. Впрочем, и запах можно напустить.
— Почему ты считаешь, что и запах обязательно подделка?
— Я пытаюсь быть объективным.
— Тогда не уподобляйся ортодоксам. Бери пример с Энн.
— Мне до нее далеко. Я, как и все, обалдел во время службы, какая уж там объективность. Майк долго показывал всякие штуки: левитацию и еще что-то в таком духе. Пэтти велела мне сидеть на месте, а сама ушла. Она сказала, что Майк только объявил, что все, кто не чувствует себя готовым вступить в следующий круг, должны уйти. Я сказал: «Может, мне лучше уйти?» — «Нет, что ты! Ты уже в Девятом круге. Сиди, я скоро приду».
Кажется, никто не вышел. Это была группа намеченных к повышению. Зажегся свет, и рядом с Майком появилась Джилл. Настоящая. Она увидела меня и улыбнулась. Когда актер смотрит прямо в камеру, зрителю кажется, что он смотрит прямо ему в глаза, где бы зритель ни сидел. Если Майк отладил все до таких мелочей, он парень не промах. Джилл была одета в диковинный костюм. Майк начал говорить, кое-что по-английски. Что-то о матери всего сущего… и стал называть Джилл разными именами, и с каждым именем костюм ее менялся.
Бен встрепенулся, увидев Джилл. Ни освещение, ни расстояние не могли его обмануть: это была Джилл. Она посмотрела на него и улыбнулась. Он вполуха слушал, что говорит Майк, а сам думал, что же представляет собой пространство, которое казалось ему аппаратом стереовидения. Он уже хотел подняться на сцену и дотронуться до Джилл рукой, но не решился срывать Майку сеанс. И вдруг:
— Кибела!
Костюм Джилл изменился.
— Изида!
Снова.
— Фриг!.. Ге!.. Дьявол!.. Иштар!.. Марьям!.. Праматерь Ева! Матерь Божья! Любящая и Любимая, Вечная Жизнь!
Кэкстон дальше не слушал. Джилл превратилась в Праматерь Еву, облаченную лишь в свое обличие. Вот она стоит у дерева, а по нему ползет Змий.
Джилл улыбнулась, погладила Змия по голове, обернулась к зрителям и раскрыла объятия. Зрители устремились в сад Эдема.
Вернулась Пэтти, тронула Бена за плечо.
— Пойдем, милый.
Кэкстону хотелось остаться, насладиться видением Джилл-Евы, войти вместе со всеми в сад Эдема, но он встал и последовал за Пэт. Оглянувшись, Бен увидел, как Майк обнимает подошедшую к нему зрительницу, обернулся к Патриции, чтобы не отстать от нее, и уже не видел, как одежда кандидатки
