слишком большой для него одежде, удалось увидеть того, кто его схватил. Для Чонси Томаса было слишком увидеть мускулистого гиганта, ростом, по крайней мере, шесть футов пять дюймов, уставившегося на него бездонными темными глазами и державшего Чонси на расстоянии вытянутой руки. Он не выдержал и зарыдал.
Обнаженный Аполлон подбросил бродягу в воздух и поймал его за ремень брюк. Он с любопытством дернул за потрепанный пиджак, дотянулся и оторвал кусок кожи от чересчур большой спортивной тапочки, как будто это была промокательная бумага, внимательно осмотрел его и отбросил в сторону.
«Пусти меня! — завывал Чонси. — Эй, хозяин, я ничего такого не делал, честно, не делал. Я иду в Спрингфилд. Я найду себе работу или что-нибудь такое, хозяин!» Когда он это говорил, слова жгли ему рот, но он попал в переделку и должен был что-то сказать.
«Га!» — прорычал гигант и уронил его ухом прямо на середину дороги.
Чонси с трудом поднялся на ноги и поспешно побежал вниз по дороге.
Гигант стоял, наблюдая, как он замедлил бег, сделал дугообразный поворот и бегом пустился в обратном направлении под действием сильного гипнотического внушения, исходящего от этого огромного чистого тела. Он стоял перед новорожденным, благоговея и дрожа от страха, мечтая умереть, мечтая очутиться далеко от того места, пусть даже в тюрьме.
«К-кто вы?» — заикаясь, сказал он.
Другой захватил бегающие глаза Чонси своим глубоким пристальным взглядом. Потрясенный ум бродяги успокоился; он два раза моргнул и опустился на колени у дороги, неподвижно уставившись в непроницаемое лицо этого страшного, околдовавшего его человека. Как будто что-то вползало в мозг Чонси, шаря в нем. Это было ужасно, но в то же время не было неприятно. Он чувствовал, как его выворачивают наизнанку; исследуют его память, его знание человеческого общества, человеческих обычаев, традиций и истории. Неожиданно всплыли вещи, которые он считал забытыми или хотел забыть. Через несколько минут гигант имел такое же полное знание поведения и речи людей, какое когда-либо имел Чонси Томас.
Он отступил назад, и Чонси рухнул, тяжело дыша, на дорогу. Он чувствовал себя полностью опустошенным.
«Вставай, бродяга», — сказал здоровяк языком Чонси.
Чонси поднялся; в этом звучном голосе безошибочно слышался приказ. Он съежился перед ним и заскулил: «Что вы сделаете со мной, хозяин. Я ни…»
«Заткнись! — сказал другой. — Я тебе ничего не сделаю».
Чонси посмотрел на неподвижное лицо.
«Ну… я… я, пожалуй, пойду».
«Ладно, держись рядом. Чего боишься?»
«Ну… ничего… но кто ты все-таки?»
«Я — Элрон», — сказал гигант, используя первые пришедшие на ум благозвучные слоги.
«Ага. Где твоя одежда? Тебя обчистили?»
«Не. Хотя да. Подожди меня тут; думаю, я смогу…»
Элрон перемахнул через изгородь, не желая слишком ошеломить бродяжку.
Из мозга Чонси он выкрал мысленную фотографию того, что Чонси считал превосходным костюмом. Это был костюм в клетку, жилет с ромбовидным рисунком и желтые туфли, крылатый воротник и десятигаллоновая шляпа. Проскользнув в свою подземную лабораторию, Элрон откинул крышку сложного проектора, который построил его тело, и быстро кое-что отрегулировал. Сразу же после этого он очутился рядом с Чонси, полностью одетый в духе вкуса, импонировавшего Чонси.
«Вот это да!» — выдохнул Чонси.
Они шагали по дороге вместе: Чонси — в абсолютном молчании, Элрон — в задумчивости. Мимо промчалось несколько машин; каждый раз Чонси машинально и без всякой надежды поднимал натренированный большой палец. Они оба очень удивились, когда впереди них резко затормозил сжалившийся над ними водитель. Дверца открылась; Чонси обогнал Элрона и был бы первым, но Элрон схватил его за шиворот и оттащил назад.
«Лезь назад, дубина!» — рявкнул он.
«Вечно мне не везет», — пробормотал Чонси, выполняя приказание. Он видел, кто сидел за рулем. Очень миловидная девушка.
«Куда вы направляетесь?» — спросила она, когда Элрон захлопнул дверцу.
«Спрингфилд», — ответил он, вспомнив из того, что наговорил Чонси, что город находился на этой дороге. Он взглянул на свое новое знакомство. Она была настолько миниатюрной и прекрасной, насколько он был большим и прекрасным. Она вела машину по-настоящему артистически. Золотисто-каштановые глаза гармонировали с цветом волос. Оценивая ее по-человечески, Элрон нашел, что она очень привлекательная.
«Я довезу вас туда», — сказала она.
«Спасибо, барышня».
Она бросила на него быстрый взгляд.
«В чем дело, красотка?» — спросил он.
«Нет, ничего. Не называйте меня красоткой».
«Ладно, ладно».
Она вновь метнула на него взгляд. «Вы что, разыгрываете меня?» — спросила она.
«В чем?»
«Вы непохожи — хотя я не знаю».
«Выскажись, сестренка».
«Ну, как-то, ну, непохожи на тех, кто зовет девушек «красотка»».
«О, — сказал он. — Ты имеешь в виду — ты бы сказала это как-то по-другому». Ему было тяжеловато с ограниченным словарным запасом Чонси.
«Что-то в этом роде. Чем вы будете заниматься в Спрингфилде?»
«Думаю просто побродить вокруг. Хочу посмотреть город».
«Не говорите мне, что вы никогда не видели города!»
«Послушай, — отрывисто бросил он, прикрывая свою ошибку одной из штучек Чонси, — тебя это не волнует, не так ли? Какое твое дело?»
«О, прошу меня простить», — сказала она с кислой миной. Он почувствовал что-то неестественное в наступившем молчании.
«Рассердилась, а?»
Она посмотрела на него с презрением и хмыкнула.
Тривиальный тупик заинтриговал его. «Остановись!» — приказал он ей.
«Что?» — с яростью в голосе спросила она.
Он наклонился вперед и поймал ее взгляд. «Остановись!»
Она выключила зажигание, и большая машина остановилась. Элрон взял ее за плечо и повернул к себе. Она начала было сопротивляться, но все произошло слишком быстро.
Тончайшие мысленные лучи пронизали ее мозг, исследовали уголки памяти, вкусы, суждения, взгляды и словарь. Он узнал, почему называть женщину «красотка» считалось неприличным в порядочном обществе и что цивилизованные люди никогда не надевали десятигаллоновые шляпы вместе с крылатым воротником. Ее язык понравился ему несколько больше, чем грубые несоответствия Чонси. Он узнал, что такое музыка, очень многое о деньгах, что, само по себе уже удивительно, почти никогда не занимало мысли Чонси. Он узнал кое-что о самой девушке; ее звали Ариадна Дру, у нее было огромное состояние, которое она не заработала, и она настолько привыкла, чтобы к ней обращались в соответствии с ее положением в обществе, что относилась беспечно к таким вещам, как подвезти голосующих в попутной машине.
Он отпустил ее, унося из ее памяти происшедшее с тем, чтобы она завела машину и отправилась дальше.
«С какой стати я останавливалась?»
«С тем, чтобы я мог проверить заднюю шину», — сымпровизировал он. Мысленно он вернулся к
