А ты, девка, иди-ка сюда! — Она властно подняла глаза на Виринею, взгляд её светился облегчением, как у человека, обхитрившего судьбу. — На, девка, возьми!
Протянула ей сухонькую морщинистую ладонь, крепко сжала пальцы… и, дёрнувшись едва заметно, вытянулась на скамье. Улыбка так и не сошла с её лица, ставшего совсем восковым.
Виринею же в руку ударил словно бы электрический разряд, она даже пошатнулась, чувствуя, как идёт кругом голова. Виринее ещё не доводилось хоронить близких людей, и она только тут осознала, насколько сильно успела привязаться к Григорьевне.
— Ой, бабуленька, — зашептала она, — на кого же ты нас покинула…
Наше государство почему-то считает, что право распоряжаться бренными останками умерших принадлежит ему и только ему. Вздумаете сами похоронить усопшего родственника — и вас обвинят в самоуправстве и чуть ли не в глумлении над телом. Да ещё найдутся «свидетели», которые начнут утверждать, что вы… зарыли живого. В корыстных целях, естественно…
Бывшая ссыльнопоселенная и это предусмотрела. Оставила сыну собственноручно подписанную бумагу, где выразила свою последнюю волю. Тамара Григорьевна пожелала для себя огненного погребения. Да не где-нибудь в казённом крематории, а около дома.
Её тело возложили на сруб утром следующего дня. Кроме близких родственников были Виринея с профессором Звягинцевым да, конечно, саам Данилов — молчаливый, однако с просветлённым лицом. Ещё одна душа освободилась от оков плоти, изготовилась вознестись в небо — домой…
— Прощай, мать. — Вздохнув, Скудин-старший зажёг берёсту. Не сразу, с потрескиванием принялись толстые сосновые брёвна, но вот прозрачный воздух наполнился дымом и смоляным духом, высоко в небо взвились огненные языки… И внезапно на их призрачном фоне Виринея вдруг увидела желтоватое сияние, которое, колеблясь и радужно переливаясь, медленно потянулось в безоблачную синь. Нездешний свет полыхнул в голове Виринеи, она качнулась и, чтобы не упасть, схватилась за стоявшую рядом Дарью Дмитриевну. Та молча поддержала её, неотрывно глядя на величаво разгорающийся костер.
— Извините… — Виринея отняла дрожащие руки, прикусила крепко губу. Перед глазами у неё рушился, менял цвет и форму старый привычный мир, поворачивался неизвестной стороной, большинству живущих недоступной. Девушка почувствовала себя, словно в детстве, когда стало ясно, что куклы живут на сцене не сами по себе, а управляются с помощью ниток. Так вот, мир действительно напоминал кукольный театр. Всё вокруг пронизывали незримые, но очень прочные связи. Можно потянуть за ниточку, а можно и оборвать… От сокровенного знания, от внезапного ощущения собственной силы у Виринеи перехватило горло, она судорожно всхлипнула…
Шумно полыхали смолистые стволы. Дым сизым саваном укутал мёртвую, ограждая от людских глаз её последнее таинство. Медленно плыло в небеса золотистое переливающееся облачко… Высоко, высоко… Туда, где в иной реальности высились неприступные Рипейские горы, где сияли под иномировым солнцем ручьи и реки Страны Белых Вод и хранили святое могущество великие камни Арктиды…
Сортирный катарсис
Всему в этой жизни приходит конец. Харчам в том числе. Поход в райцентр за продовольствием Гринберг назначил на субботу, однако сам по причине нездоровья не поехал, откомандировал Ивана, Звягинцева и Бурова на «Хаммере». Авторитет его в хозяйственных вопросах был непререкаем — американцы молча выкатили джип, Скудин столь же послушно сел за руль, Глеб с профессором устроились рядом (если кто не знает — «Хаммер» в ширину примерно как наши «Жигули» в длину), и приземистый четырёхколесный монстр, породисто рыча, покатил по тундре в направлении трассы. Подвеска у него была непробиваемая, на всё плевать — ухаб не ухаб, яма не яма. Джип всех джипов, не какой-нибудь там сверкающий металликом «паркетный внедорожник» для городского пижона…
Было ещё довольно раннее утро. когда «Хаммер» преодолел все сто двадцать вёрст и вырулил на единственную и главную площадь райцентра. Вот, стало быть, и она, столица данного участка Лапландии. Российской. Деревянные обшарпанные домики, деревянные тротуары, деревянные покосившиеся заборы, зеленеющие грядки за ними…. А посередине — шумное торжище. С южной стороны над ним высилось здание, украшенное триколором. Окна другого, расположенного точно напротив, украшали железные решетки. В центре высилось тотемическое изваяние из чугуна. Тих и сумрачен был Владимир Ильич, казавшийся сошедшим с одной остроумной карикатуры времён Перестройки… На той карикатуре множество мелких вождей, суетившихся у подножия постамента, уверенно тыкало вытянутыми руками в диаметрально противоположные стороны… а над ними нависал Ленин, в тяжком раздумье опустивший обычно указующие длани…
Местное изваяние скорбно взирало на раскинувшуюся у его ног рыночную стихию — лавки, лотки, палаточки заезжих торговцев. Стоило терпеть всяческие неудобства в опломбированном вагоне[127], чтобы через неполных сто лет снова подняла голову мелкобуржуазная сволочь!
Лакеи, наймиты, политические проститутки! Архиyеприятнейший конфуз!..
— Лев Поликарпович, не скучайте, — оставив Звягинцева стеречь джип (дорогой же, чёрт, а вдруг украдут), Скудин с Буровым взяли рюкзаки и, не торопясь, памятуя инструкции Гринберга, отправились по базару. Везде было одно и то же. Рыба, оленина, заморские фрукты и овощи, изделия как-бы-народных промыслов… и водка. Очень много водки.
На пятачке, где торговали с машин, доминировал знакомый БТР с надписью «дежурный комендатуры». Василий Грызлов, приосанившийся, в белом фартуке поверх доспехов прапорщика, с важным видом выкладывал товар на броню, зычным голосом зазывал клиентов:
— А кому свежатина классная, очень на вкус прекрасная, полезно всяким людям, с такой поноса не будет!
Вот он легонько придержал за рукав в чём-то усомнившегося покупателя, в голосе послышались бархатные нотки:
— Да не надо щупать его, это ведь не девка, а глухарь. Где перо потерял? А при взрыве, воздушной волной шибануло, вот и полысел. И щипать не придётся…
При виде Скудина Грызлов радостно оскалился, однако про бизнес не забыл и мёртвую хватку на, локте клиента не ослабил.
— Эй. Петро! На выход!.. Здравия желаю, товарищ подполковник. Отовариваетесь? Небось товарищ генерал за мясцом послал? Вот, пожалуйте. Что душа пожелает. Свежатинка, только что с полигона.
— Которого? — Из недр бэтээра возник Петро, лихо швырнул на весы глухаря, пошевелил губами, тотчас
