охране концлагерных берегов.
Овамбо в одежде из меха овечьего
выкликает с дюн известья свои,
по цепочке доносится речь его
в Бракфонтейн, - там локация, почта и
полиция; в общем, расписывать нечего.
Охранник под вечер обход кончает,
с добывкой к деревне идет из дюн,
туда, где вывеску ветер качает
пошептаться, покуда Горбатый Кун
на продажу штиблеты тачает.
Кун возьмет и рубинов, и хрусталя
у черных сборщиков мелочевки;
он отпустит их, взамен уделя
кожу на хлыст, на обувь подковки,
гвоздей отсыплет из кошеля.
Раз в месяц с привычным обходом края
брат Бен приходит из-за холмов,
с потерянного начинает рая,
это первая часть, - и с пеньем псалмов
сбор подаяния - часть вторая.
С ним коротает дни и ночи
Исабель, отзывчивая крошка.
'Пряжки на туфлях ей замени'
присядут и, помолчав немножко,
беседу о разном начнут они.
'Я слышал, где-то в краю далеком
бабы себе уродуют грудь
и талию, - то ли они с заскоком,
то ли все это басни. Как же уснуть,
ежели нет никого под боком?
Создатель, - если Ты Создатель к тому же,
отчего я не в силах себя побороть,
не смотреть на страданья людские вчуже,
отчего мне диктует моя же плоть,
что я такой же, как все, только хуже?
Буду ли я, словно блудный сын,
возвратившись, избавлен Тобой от возмездия?
Так много вокруг холмов и ложбин,
и так несчетны в небе созвездия,
а я в миру - навеки один.
Я должен брести от двора к двору,
страдать все заслуженней, все безмерней,
в обносках свой путь дошагать в миру
и найти себе место меж звезд и терний
на темном Твоем, на тайном пиру.
Но к чему так холодно, так одиноко?
И в слабости час моей ночной
зачем караешь столь жестоко,
если тонет термитник вместе с луной
в стеклистой тьме лошадиного ока?
Но мир не покинуть мне налегке,
Ты знаньем меня обделил и терпеньем,
покоя алчущей нет руке,
поневоле влечется она к каменьям,
спящим под проволокой в песке'.
II. МАНОК
Брат Бен пошуршал дорожным мешком,
кусок пожелтевшей газеты вынул
с 'Песнью брильянта', забытым стишком,
потом поближе свечу подвинул
и вслух его прочел целиком:
'На перстах, грациозных и белых вельми,
Я красу всех иных самоцветов оспорю.
Неразумец, попробуй, мой блеск отними!
Равнодушный ко счастию, купно и горю,
Я премного ценим и взыскуем людьми.
За меня назначается высшая плата
И французским двором, и британской казной.
Полоню очеса много более злата,
Не губим ни морщинами, ни сединой,
Я сияю светло, безмятежно и свято.
Что же есмь я? Настолько ли блеск мой глубок
И поднесь, как сиял до рожденья Адама,
И сиянью вовеки ль не кончится срок?
На руинах веков расцветаю упрямо,
Я, из хаоса взросший прелестный цветок.
Все ветшает, все вянет в короткие лета,
Только мне чистота неземная дана.
Так прозрей же, взирая на знаменье это,
Ибо вечности внемлешь ты в мире одна,
О Душа, дароносица Божьего света!'
'Ты помнишь ли, Кун, господина Беме?
Он с Рейна прибыл пытать судьбу,
рылся в ракушечнике, в желтоземе
только что не в твоем горбу
и зажил, как в крепости, в собственном доме.
Пастухов дурачил, но дал промашку:
всей его банде и самому
нет бы купить у властей поблажку,
все только в свою да в свою суму,
вот и отправился в каталажку.
Известно, что если скупщик дурак,
или больно жаден, то он дождется:
бухнется трупом в глухой овраг,
булькнет из тинистого колодца,
будет засунут в бензиновый бак.
Полиция - против крайних мер;
всегда при 'цветочнике' есть наводчик,
приглядывает на нужный манер,
покуда начальство без проволочек
не спустит свору с места в карьер.
Как же придти я к тебе могу,
с рыбаками, с охранниками вместе,
кой-чего поднабравши на берегу,
как при всех мы будем, скажи по чести,
ты - караты считать, а я - деньгу?
Ты владыка алмазов, ты всесилен,
не один Бракфонтейн ты прижал пятой,
но твоим товаром и Ранд изобилен,
ты Базель цепью сковал золотой
и мастеров брюссельских гранилен.
Сквозь телескоп я гляжу в небосвод
с вершины гордой твоей цитадели,
веду разноцветным пичугам счет,
вижу, взлетают Божьи качели:
падение - взлет, падение - взлет.
Смеешься!.. Понятна тоска твоя:
даггой, устав от купли-продажи,
ты себя доводишь до забытья,
но тебе ли, остывшему к женщинам даже,
не знать многогранности бытия!
Уж ты-то знаешь, какого сорта
начинка лживых людских сердец!
