тонок ли лед? Ни слова не промолвив, он отыскал на берегу тяжелое корневище и стал ломать лед.
Лицо у лесника повеселело.
- Поставим на месте, хлопцы, - сказал он.
- Тогда чего дорогу губишь? - заметил Матвей. - Нам же тушу тащить.
- Куда ее тащить? И близко не подойдем, чтобы не отпугнуть. А капканы поставим в воде. Наверняка сработают. Тут мелко. Кто смелый?
Они взялись обламывать лед вокруг растерзанной туши. Олень остался на ледяном островке. Битый лед, шурша, уходил под кромку. Вода очистилась, и тогда Матвей и Егор Иванович скинули телогрейки, засучили рукава и осторожно стали опускать в воду капканы, связав их одним тросиком, конец которого обмотали за прибрежный пенек. Везде было неглубоко, чуть выше колена, и течение спокойное, только с одной стороны, где стрежень, поставить ловушки не удалось из-за быстрой воды и глубины. Но ведь и волки туда не полезут, они пойдут по мелкому.
Видать, ожгла все-таки холодная вода лесников, потому что Молчанов и его напарник стали сильно тереть руки, притопывать и кряхтеть на берегу, а третий взялся обломать лед пошире. Он опасался, как бы волки не сиганули через воду на ледяной островок.
Стемнело. Лесники сели на коней и растаяли в густых сумерках. Тогда Самур повел Монашку к оленю.
Они хотели есть, им так и не удалось пообедать кабанчиком. Вполне понятно, почему Монашка заторопилась и перешла на рысь. Но когда она, побегав вокруг ледяного островка, сделала попытку спуститься в речку, Самур вдруг ни с того ни с сего окрысился и больно цапнул волчицу за спину. Она отскочила. В чем дело? Глаза ее выражали боль и обиду. А Самур уже оттирал ее от воды, все время настойчиво становясь между волчицей и рекой.
Овчар прекрасно знал, что такое капканы, он не один раз видел зверей, попавших в железные зубы беспощадной немой пасти, и все еще помнил запах этого железа, сколько бы ни натирали его пахучей мятой, оленьим пометом или парным мясом. Он слышал этот запах, пока хозяин и двое других стояли на берегу, до него доходил звон железа. Сейчас здесь уже не было ни запаха, ни звона, но трос выдавал их, Самур догадывался, что капканы рядом, и не хотел, чтобы Монашка испытала цепкость их на своих лапах.
Он так и не дал ей сойти в воду, чтобы полакомиться чужой добычей, еще и еще раз огрызнулся и до тех пор не успокоился, пока не увел ее на прежнее место, а оттуда - в покинутое логово, где их ждал сытный обед.
Какова же была их растерянность, их досада, когда кабанчика не оказалось! Волчица злобно тявкнула и, чтобы выместить на ком-нибудь голодную обиду, куснула Шестипалого. Но он и не поморщился. Он только старательно обнюхал огромные следы вора-медведя и отшатнулся от противного и сильного запаха, оставленного у дерева. Нечего и думать ввязываться в драку с владыкой горных лесов.
Ведь они сами хотели полакомиться чужой добычей. А их законную унес другой, более сильный. Увы, так нередко случается. И не только у зверей.
Самур не пожелал уходить, хотя голод и звал его на охоту. Монашка подчинилась. Они свернулись под заснеженными кустами и заснули.
В это время поднялась стая.
Вожак обежал своих подчиненных, ничего угрожающего не заметил и пустился напрямик к реке. Стая безропотно последовала за ним.
Глубокой ночью, когда черное небо с большими блестящими звездами давит на белый снег, а свет излучают только эти мохнатые звезды, да еще сам снег, словно впитавший в себя бледное сияние дневного неба, серые тени, молчаливо бегущие нестройной цепочкой между кустов, представляются грозной опасностью, живой, неотвратимо идущей смертью, которая не минет слабого, попавшего в поле зрения голодной стаи.
Прилизанный бежал впереди, гордый тем, что ведет за собой такую крупную и такую послушную стаю, и тем, что у них есть в запасе добрая половина туши, и тем, что впереди их ожидает несомненно удачная охота на выслеженного овчара, который отнял у стаи волчицу.
Вид оленьей туши, чернеющей на ледяном островке, подхлестнул волков. Но добыча была окружена темной, опасной водой. Стая сгрудилась и остановилась. Через секунду волки рассыпались по берегу, стали осторожно подходить к журчащей воде и принюхиваться. Вода попахивала теплом, затхлостью и немного каким-то железом. Этому находилось оправдание: рядом дорога. Вокруг воды, где снег был утоптан, и вдоль дороги они не обнаружили ничего угрожающего. Так, слабый запах человека и лошади. Обычный запах пути человеческого.
Кто-то из стаи, особенно разгоряченный видом недоступной туши, разбежался и прыгнул через русловой поток, но лишь царапнул когтями по льду островка, сорвался и поплыл назад с испуганными глазами на вытянутой морде. Его отнесло, но он благополучно вылез на берег, отряхнулся и побежал туда, где около вожака сгрудились остальные волки.
Три молодых и решительных двухлетка скользнули в воду и пошли по камням к островку. Вода чуть-чуть не доставала им до спины. Остальные ждали. Вдруг что-то глухо клацнуло, один из смельчаков, жалобно взвизгнув, завертелся на месте. В желтых глазах его вспыхнул лютый страх. Невидимый зверь цепко и больно сдавил под водой переднюю лапу. Волк неудачно повернулся, присел, вода тотчас захлестнула его с головой, он выставил морду и вдруг страшно, предсмертно завыл. Еще раз щелкнуло, и другой волк, почти добравшийся до островка, как-то странно сел на задние лапы, хлебнул воды и мгновенно скрылся. Третий продолжал идти. Ему повезло, он выскочил на лед и жадно вцепился в подмороженную тушу.
Вожак бегал взад-вперед по берегу. Почуяв неладное, он хотел удержать стаю, но голод и вид счастливчика на льду гнали волков вперед, непонятный случай с двумя подростками не сказал об опасности, и тогда еще четверо или пятеро спустились в воду. И опять щелкнуло под водой, забились, завыли гибнущие, но еще двое уже выбрались на островок, и оттуда послышалось их сытое рычание и возня. Переправа шла, стая катастрофически уменьшалась. Трос туго натянулся.
Лишь вожак, слишком мудрый, чтобы рисковать, так и не сошел в речку, где вытянулись под черной и страшной водой пять захлебнувшихся волков. Он чувствовал опасность, он знал ее. В далекую пору еще неокрепшим волчонком попался он в предательскую петлю, и она туго захлестнула его за шею и подвесила над землей так, что волчонок едва доставал задними лапами мягкий, хвойный настил. Тогда ему повезло: нащупав сбоку упавшее бревно, он забрался на него, и петля ослабела. Всю ночь пленник только и делал, что натягивал или ослаблял гибкий тросик, пока вдруг случайно не задел петлю лапой и не расширил ее немного. Освобождаясь, он лишился кожи на голове. Старый, разлохматившийся трос сдернул лоскут на затылке, изуродовал уши. С тех пор у матерого волка между ушей уже не росла шерсть. Так и жил он со снятым скальпом. Люди назвали его Прилизанным.
Это случилось давно. Он стал осторожней. Сейчас вожак метался по берегу голодный, злой, но решительно не хотел спускаться в воду. Его рычание, короткое тявканье и грозный вид не могли заставить счастливчиков вернуться, как он того требовал. Они пировали на глазах у вожака, грызлись между собой, жадно насыщались. Пиршество длилось долго, туша заметно поуменьшилась, но вот где-то в долине стукнул одинокий выстрел, волки насторожились и нехотя, тяжело спустились в воду. Там еще щелкнуло, и два сытых хищника забились в воде. Остальные выбрались на берег. Первого тут же сильно искусал вожак, а другой сломя голову умчался в кусты, презрев дисциплину и организованность. Прилизанный бежал от реки не оглядываясь. Сзади тяжело рысили еще три волка. Это было все, что осталось от великолепной стаи.
4
Возня на реке, предсмертный вой несчастных и рычание вожака достигли чутких ушей Самура, и он догадался, что там произошло. Смерть настигла стаю. Кто-то поплатился за жадность. Теперь пришла пора свести счеты с теми, кто остался из враждебной стаи, и, конечно, в первую очередь, с вожаком.
Самур повел носом. Ветер принес ему нужную информацию, и он крупно пошел напрямик через притихший, заснеженный лес, стараясь перерезать пути отхода Прилизанному. Волчица покорно шла за Шестипалым, раздосадованная его вспыхнувшей воинственностью.
У нее не было особого желания ввязываться в драку на голодный желудок. Если их оставили в покое, то можно заняться охотой.
Прилизанный почуял Самура и волчицу, когда они приблизились на расстояние выстрела из охотничьего
