— Одно из многих различий между мной и Филлипом, моя юная Кэт, — сказал он, — заключается в том, что я любовник не вежливый. Я люблю, когда мои женщины… хорошо вымуштрованы.
На ее щеках выступили красные пятна.
— Им положена награда за верную службу? — дерзко спросила она и с лукавой улыбкой коснулась указательным пальцем своей раненой губы.
Углы его рта приподнялись, в глазах заплясали искры. Словно между ними никогда не происходила бурная сцена, когда они оба чуть не потеряли голову.
— По-разному, моя прелесть, — назидательно произнес он. — Некоторые женщины предпочитают обмен любезностями.
Кэтрин глубоко заглянула ему в глаза. Это становится интересным, изумленно подумала она.
— Женщины… кусают мужчин? — спросила она шепотом, словно эта тема была не для ее чувствительных ушей.
— Да, — ответил он, тоже шепотом. — И царапаются, и кричат, как русалки.
— Я не имела в виду тогда, — сказала она. — Я имела в виду, когда… ох, не обращай внимания, ты просто смеешься надо мной. Я спрошу Филлипа.
Он усмехнулся.
— Ты действительно думаешь, что он когда-нибудь в жизни испытывал подобные желания? — спросил он.
Она пожала плечами:
— Не знаю.
— Мужчины бывают разные, — напомнил он, снова взглянув на ее рот. — Бедняжка, я сделал тебе больно, да?
Она отвернулась, и он разжал руки, чтобы освободить ее.
— Хорошо, — пробурчала она. — Как ты сказал, я сама напросилась. Ты очень… искушенный.
— А ты очаровательное невинное создание, — парировал он. — Я не хотел быть грубым с тобой, Кэт, но должна же ты понимать, на что толкаешь мужчин, появляясь в таких нарядах.
— Я не знала, что ты всерьез, — вздохнула она.
— Теперь знаешь.
— Теперь знаю, — согласилась она. Резко повернулась и пошла прочь, чуть не разбив бесценную фарфоровую вазу Мод, подвернувшуюся на ее пути. — Я верну в магазин все платья, которые купила, если еще не поздно.
— Не будь смешной, Кэт, — сердито бросил он ей вдогонку. — Ты прекрасно понимаешь, что я имел в виду. Я не желаю видеть тебя в платьях с вырезом до пупа, вот и все. Ты еще слишком ребенок, чтобы понимать, чему ты себя подвергаешь.
У двери она обернулась к нему с таким достоинством, что ее поведение одобрила бы сама мадемуазель Девре.
— Я уже не ребенок, Блейк, — пояснила она ему. — Не правда ли?
Он отвернулся, опустил голову, негнущимися пальцами зажег сигарету:
— Когда приезжает этот писатель? Она нервно сглотнула:
— Завтра утром.
Он подошел к окну, отодвинул гардину, посмотрел наружу. Она видела только его широкую спину и вдруг помимо воли вспомнила, каким теплым и блаженным было прикосновение его ладоней.
— Ты опять хочешь заставить меня отменить приглашение? — спросила она, желая испытать его. Она рисковала, но что-то дьявольски восхитительное было в пронзившей ее судороге страха.
Он долго смотрел на нее из другого угла комнаты, прежде чем ответить.
— В конце концов, я не собираюсь терпеть под моей крышей, чтобы ты заводила с ним шашни, — пренебрежительно произнес он. — А он уж постарается соблазнить тебя, судя по тому, что я видел сегодня вечером.
Ее глаза сверкнули гневом.
— Это ты так думаешь! — парировала она. Он только рассмеялся мягким, чувственным смехом.
— Прежде чем ты бросишься вон из комнаты, демонстрируя свои необузданные притязания на право обнажать грудь, имей в виду, что я не пытался совратить тебя. Тебе пора бы заметить, что сексуально озабоченные подростки не в моем вкусе. Не то чтобы ты подходила под эту категорию, — добавил он с издевательской улыбкой. — Ты еще слишком зеленая, слишком робкая для женщины, которой исполнился двадцать один год.
Этот удар был даже болезненней, чем сокрушительное признание, что подростки не в его вкусе.
— Ларри так не думает, — заявила она. Он поднес сигарету к своим твердым губам, глаза его смеялись.
— Будь у меня такой же скромный опыт, как у него, я бы, пожалуй, согласился с ним.
Эти слова пробудили в ней какое-то смутное подозрение.
— А откуда тебе известно, какой у него опыт?
