- Ничего нового пока нет. Вандшнейдер...
- С адвокатом я уже виделся.
- Тогда ты все знаешь не хуже меня.
- А как другие адвокаты? Старик очень настаивает на берлинце.
- Я написала письма, жду теперь ответа. Конечно, хорошо было бы иметь адвоката-берлинца. Это сильно облегчило бы дело. Они пока не препятствуют его встречам с защитником. Знаешь, Герберт, он очень хочет повидать Ирму.
- Еще бы!
- Не знаю только, разрешат ли... Тебе еще не пора, Герберт?
- Пора, Мария. Увидимся в будущий четверг в четырнадцать часов на Фридрих-Карлштрассе возле цветочного магазина. Знаешь?
- Знаю... Сколько стран ты за это время пройдешь...
- Много. Очень много, Мария. Рот фронт.
- Рот фронт, Герберт!
Глава 29
ОСТРОВ ФЕМАРН
Речь, с которой Папен выступил в Марбурге, не была согласована с Гитлером, и ее эффект поэтому оказался еще более сильным.
Гитлер знал, что его вице-канцлер олицетворяет могущественные круги промышленников, которые вручили ему канцлерский портфель. Именно они склонили к этому престарелого господина, который доживает свой век в имении Найдек. С ним, президентом Гинденбургом, отойдет скоро целая эпоха. Гитлер успел уверовать в то, что и все обломки ее постепенно зарастут могильной травой. Но вот ему опять напоминают об истинных хозяевах жизни тузах из 'Клуба господ'. Недреманное око в его министерском кабинете, свидетель бесконечных минут, которые выстоял фюрер и рейхсканцлер перед старым фельдмаршалом в тот первый, нестерпимо памятный день, когда, обливаясь потом в черном своем сюртуке, выслушал он унизительную отповедь. Да, Гинденбург тогда уперся... И все зачем? Чтобы уступить через несколько недель! Хозяева жизни хорошенько прижали старого осла...
Теперь они устами Папена вновь диктуют свою волю. От него, фюрера, требуют недвусмысленных доказательств, что в его лице они обрели именно того, кого желали. Он должен обеспечить им желаемую стабильность и покончить со всеми разговорами о 'второй революции', о 'социалистических' пунктах программы. Папен ясно сказал: пора кончать со всякой смутой.
Что ж, оно ведь и кстати. С Ремом, так или иначе, пришлось бы кончать. Хозяевам надоел шум. Они требуют порядка... Гитлер помнил все, что касалось Рема, и хорошее, и плохое. Помнил, кому вверил он штурмовые отряды, с чьей помощью свершил революцию, которую Папен смеет сейчас приписывать себе. 'Мы осуществили...' Нет, господин Папен, революцию осуществили не вы! Это капитан Рем дал партии сильных и верных людей... Теперь они отстали от жизни и должны сойти на нет вместе со своим главарем. У нации должен быть только один вождь. Да, Гитлер ничего не забыл, ни того, как в двадцать пятом году Рем покинул его, вернув мандат на руководство СА, ни тех майских дней, когда движение, казалось, вот-вот развалится. С Ремом действительно пора кончать. И лучше, если 'хозяева жизни' будут думать, что Гитлер пошел на это под их нажимом. Они не желают больше слышать пьяных угроз перерезать всех буржуев. Господин Папен сказал: 'Кто угрожает гильотиной, первым попадет под ее нож'.
Пусть так и будет. Пусть ножи заставят замолчать крикунов, угрожающих сытым господам гильотиной, длинные молчаливые ножи. Это будет лишь ступень, только этап истребительного пути среди грома и северного сияния. Воля неба провидится в том, что две стрелы Одина сошлись на Реме. И пусть 'хозяева жизни' даже не догадываются, насколько совпали их устремления с тайным желанием Гитлера. Это, как у Вагнера, зов судьбы. Но берегитесь, господа: придет и ваш час. Протрубят и для вас трубы рока, ибо у нации может быть только один вождь. Надо развить обезлюживание.
И Гитлер решился. Гейдрих получил приказ разработать операцию. Вместе с Розенбергом Гитлер на личном самолете вылетел в Мюнхен, где находился Рем и его генералы. Геринг взял на себя Берлин.
В ночь на 30 июня в Висзее близ Мюнхена эсэсовский отряд захватил Рема. Начальник штаба был пьян. Его доставили в тюрьму изгаженного, и вид его был отвратителен. Он катался по полу, бился в истерике, хватая за сапоги стоящих над ним людей в черных мундирах. Он умолял, рыдая изрыгал хулу и проклятия, требовал немедленного свидания с фюрером. Потом его пристрелили...
Устранение верхушки СА было заранее запланированной акцией. Но оно послужило и сигналом к бесконтрольному террору. От убийц, которым государственная власть вместе с ножами вручает и индульгенции, нельзя ждать механического повиновения. Никто не смог бы, если бы и захотел, удержать их от сведения личных счетов в эту Варфоломеевскую ночь. Приказано было вырезать старую штурмовую гвардию, но 'длинные ножи' достали и тех, чьими устами 'хозяева жизни' так громко требовали кровавой чистки: аристократов, которых, видите ли, шокируют манеры штурмовиков. В том было и скрытое предупреждение, и чудовищно извращенная справедливость людоеда.
Только личным вмешательством престарелый рейхспрезидент Гинденбург спас от неминуемой смерти своего любимца Папена. Но квартира его была все же разгромлена, а его ближайший сотрудник Юнг, который так хорошо потрудился над 'марбургской' речью, растерзан в клочья. Бывший рейхсканцлер, генерал фон Шлейхер, попытавшийся в 1932 году преградить фюреру путь к власти, бывший государственный комиссар Баварии Кар и многие им подобные важные господа разделили в эту ночь участь Юнга, приняли муку, которую готовили другим, - этим коричневым бандитам и горлопанам...
Грегор Штрассер - один из основателей партии, у которого Гиммлер ходил недавно в секретарях, тоже был убит в ту ночь. Заодно эсэсовцы вырезали и кое-кого из антифашистов.
Основное, таким образом, было сделано, и тузы могли проглотить горькие пилюли без ущерба для своей уверенности и оптимизма. Смерть же главных свидетелей поджога рейхстага - Карла Эрнста и Эдмунда Хайнеса промелькнула как незначительный, малозаметный эпизод в событиях той кровавой ночи, ночи 'длинных ножей'...
Гейдрих мог по праву гордиться проведенной операцией. Все прошло, как было задумано, четко и быстро.
Отборные отряды СС были заранее дислоцированы вблизи намеченных районов. Никто из исполнителей не знал об общем характере готовящейся акции. Ровно в 24.00 Гейдрих раздал командирам штандартов списки намеченных жертв с точными адресами. В 2.00 операция началась по всей стране. Большинство высших офицеров СА было захвачено в постелях. Их застрелили на глазах жен и детей. Ни о каком вооруженном сопротивлении не могло быть и речи. За три часа несколько сотен эсэсовцев обезглавили монолитную организацию, насчитывавшую к тому времени свыше трех миллионов членов.
Не отнимая телефонной трубки от уха, стоя у карты Берлина, Гейдрих руководил операцией: отдавал приказания выслушивал донесения, выяснял обстановку. Штандартенфюреры и бригаденфюреры СС прибегали и убегали, как простые посыльные. Они же с помощью личного оружия улаживали и особо щекотливые дела. Сам Гейдрих тоже несколько раз в течение этой ночи выезжал на 'плацдарм' в своем бронированном 'майбахе'. За ним шла машина со связистами, которые немедленно подводили к временной ставке шефа РСХА все радиотелефонные нервы операции.
К утру все было закончено. Отныне СС становились полновластными хозяевами третьего рейха. Имя же Рейнгарда Гейдриха по-прежнему осталось неизвестно широким массам, но среди национал-социалистской элиты о нем стали говорить шепотом. О том, насколько возросло влияние молодого группенфюрера СС, свидетельствовал беспрецедентный визит на остров Фемарн в Балтийском море Генриха Гиммлера.
День прошел интересно и весело. После катания на яхте в шхерах, среди красных гранитных скал, поросших скрюченными от ветра соснами, рейхсфюрер сыграл партию в лаун-теннис с госпожой Гейдрих. Высокая, гибкая, она была обворожительна в короткой теннисной юбочке. Белый цвет вообще шел ей. Он выгодно оттенял ровный матовый загар ее нервного, подвижного лица. Гиммлер был очарован ее аристократическими манерами, спокойным, ненавязчивым остроумием и независимым складом ума. Ему даже понравилось, что она выиграла у него два сета подряд. Рыцарь может позволить себе уступить благородной даме, в чьих жилах течет стопроцентная северная кровь. Бывший школьный учитель и сын мясника, Гиммлер всерьез считал себя утонченным аристократом и любил говорить о своих воображаемых предках с голубой, разумеется, совершенно нордической кровью.
Закончив игру, рейхсфюрер поцеловал даме руку и прошел в приготовленные для него покои. Он принял душ, даже полежал несколько минут в теплой ванне, куда бросил горсть фиолетовых кристаллов, от которых
