в виду не язву. Сейчас ее лечат. Но пока невозможно лечить ум, сердце и душу от давления, цинизма и своекорыстия. Я знаю своего мужа. Он не великий и даже не блестящий человек, но он хороший человек. Или старается быть хорошим. Он много трудится, чтобы обеспечить семью. Беда в том, что успех он измеряет деньгами. Но я вижу, что работа… этот город…
Нортону нравилась эта женщина, и на миг он возненавидел себя за ту игру, что вел с ней. В вашингтонских войнах так бывало всегда: больше всего страдали те, кто не участвовал в боевых действиях.
— Конечно, Клэй сказал бы, что я наивна, — продолжала она, — сказал бы, что я не знаю мира политики. Правда, у меня и Клэя прошлое неодинаково. Он привык к трудностям и невзгодам жизни, а Я жила без тревог и забот, пока не вышла замуж. Поэтому я смотрю на Вашингтон как на джунгли, а он видит его волнующим и манящим. Я не знаю, кто из нас прав.
— Может быть, вы оба. Джунгли могут быть волнующими и манящими.
— Если ты дикарь, — с горечью сказала она. — Или политик.
— Это пагубный город, — сказал Нортон. — Пагубный для большинства мужчин и почти всех браков.
— Но почему он должен быть таким?
— Почему? Потому что у нас конкурентное общество. Мы соперничаем в детских играх, в школе, в спорте, в сексе, в бизнесе, в политике, почти во всем, а в таких местах, как Вашингтон, Уолл-стрит или Голливуд, ставки выше, чем где бы то ни было, и потому соперничество более жесткое. К примеру, ваш муж, придя на работу в Белый дом, стал зарабатывать двадцать пять тысяч в год. Если он поведет игру правильно, то, уйдя оттуда на другую работу, станет получать вдвое или втрое больше. Но ради этого он должен выкладываться полностью, потому что в противном случае на его место найдется сотня других.
Дверь распахнулась, появились две девочки, они оживленно разговаривали и смеялись. Увидев Нортона, обе умолкли и вопросительно поглядели на мать.
— Это мистер Нортон, девочки, — церемонно сказала она. — А это мои дочери, Эмили и Энн.
Девочки по очереди подошли, подали руку и вежливо прощебетали:
— Очень рада познакомиться.
— Идите попейте молока, — сказала им мать, — а мы с мистером Нортоном продолжим наш разговор.
— Очаровательные дети, — сказал Нортон.
— Очаровательные дети не могут понять, почему у них больше нет отца, и тяжело это переживают. Но я докучаю вам своими заботами, Бен. Скажите, какая неприятность грозит, по-вашему, моему мужу?
— Тут я не совсем уверен, — сказал Нортон. — Видимо, ничего дурного он не совершал. Но, сам того не сознавая, может впутаться в историю. Связана эта история с убийством Донны Хендрикс. По-моему, некоторые люди в Белом доме знают об убийстве больше, чем сообщили полиции. Одним из них, на мой взгляд, является некий Байрон Риддл, занимающий один кабинет с вашим мужем.
Джейн Макнейр на миг зажмурилась.
— Да, — сказала она. — Я могла бы догадаться, что без него тут не обошлось.
— Вы знаете Риддла?
— Мы встречались однажды, этого вполне достаточно. Он был безо всякой причины очень груб со мной. Но это ерунда в сравнении с тем, что терпит от него Клэй. С этим человеком недели две назад у Клэя что-то произошло, и он вернулся домой потрясенным, как никогда.
— Потрясенным?
— Он был бледен как полотно. Руки дрожали. Голос срывался. У него даже разболелся желудок. Мне он сказал только, что поспорил с Байроном Риддлом. И на другой день сменил кабинет.
— Он не говорил, о чем именно был спор? Или что-нибудь о делах Риддла?
Джейн Макнейр нахмурилась и погрузилась в раздумье, две вертикальные морщинки омрачили ее красивый лоб.
— Нет, — сказала она наконец. — Говорил только, что Риддл какой-то сыщик. И что он волк-одиночка, но иногда бывает очень полезен. Клэй все называл его сумасшедшим и говорил, что не хочет иметь с ним ничего общего. Несколько раз повторил: «Не буду соваться не в свои дела».
Казалось, она вот-вот расплачется. Нортон подумал, не уйти ли ему. Она взглянула на него и как будто прочла его мысли.
— Какая я скверная хозяйка! Давайте немного выпьем. Клэй должен приехать с минуты на минуту.
— Ну что ж, — сказал Нортон, решив, что выпить не помешает. Тут дверь отворилась снова, и вошел Клэй Макнейр.
— Привет, милочка, — сказал он, потом увидел Нортона, и усталость на его лице сменилась сперва удивлением, а потом радушием. С протянутой для пожатия рукой он шел по комнате и, несмотря на мальчишескую улыбку, все равно выглядел усталым.
— Привет, Бен, чем обязаны такой чести? Нортон встал и пожал ему руку.
— Я хотел поговорить с тобой. Твоя жена любезно пригласила меня подождать.
— А мы как раз собрались выпить, — сказала Джейн Макнейр. — Чего тебе хотелось бы, Клэй? Я принесу.
— Нет, милочка, предоставь это мне. Тебе чего, Бен?
— Хорошо бы шотландского с водой.
— Тебе, милочка?
— Мартини, пожалуйста.
— Несу, — весело сказал Макнейр, и, когда собрался выйти, к нему подбежали дочери. Он поднял каждую, поцеловал, и они, счастливые, побежали за ним на кухню.
— Бодрится, — печально сказала Джейн Макнейр. — Изо всех сил.
Они сидели молча, прислушиваясь к звяканью льда о стаканы и смеху девочек на кухне, потом Макнейр вошел со стаканами, а девочки молча пошли наверх. Макнейр сел на другой конец дивана.
— Бен, нам с Джейн скоро нужно уезжать на небольшое празднество, так что, пожалуй, сразу перейдем к делу. Милочка, если ты извинишь нас…
— Нет, Клэй, я лучше останусь. Мыс Беном уже немного поговорили, похоже, это дело касается и меня.
Макнейр нахмурился и отхлебнул коктейля, значительно более светлого, чем у Нортона.
— Ну, что это за таинственное дело?
— Клэй, ты знаешь, я хочу выяснить, кто убил Донну, и я убежден, что в Белом доме есть люди, в том числе Эд Мерфи и, может быть, президент, которые знают больше, чем говорят. Кроме того, у меня есть основания думать, что Байрон Риддл основательно замешан в том, что происходит. Я узнал кое-что из его прошлого, человек он опасный. И я только прошу тебя: ради собственной безопасности расскажи все, что знаешь о нем.
Макнейр крепко сжал стакан и покачал головой.
— Ничего рассказать тебе не могу. Мы занимали один кабинет, но я ничего не знаю о его работе.
— Из-за чего вы поспорили? Почему ты ушел из того кабинета? Почему ты сказал Джейн: «Не буду соваться не в свои дела»? Макнейр сердито взглянул на жену.
— Милочка, что ты ему говорила?
— Только правду, Клэй. И тебе следует сделать то же самое. Расскажи правду. У тебя нет причин выгораживать этого человека.
— Она права, Клэй. С какой стати выгораживать Риддла? Разве он стал бы выгораживать тебя? Что у него на уме? Макнейр встал.
— По-моему, вопрос в том, что на уме у тебя. Ты не имел права врываться сюда и злоупотреблять ее доверчивостью — ты сделал именно это, не отрицай. Прошу тебя уйти. Если у тебя есть вопросы, обращайся
