образе Юпитера. Наверху они внимательно осмотрели зал, отведенный истории средств массовой информации. В маленьком кинотеатре показывали кинохронику, Рузвельта, произносящего речь «не бойтесь ничего, кроме страха», и улыбающихся молодых американцев, отплывающих за океан сражаться во второй мировой войне. Перешли к старым телевизорам, там показывали сенатора Джо Маккарти, разоблачающего коммунистов в правительстве, Айка, играющего в гольф, Кеннеди, произносящего инаугурационную речь, Джонсона, обещающего «великое общество», и улыбающихся молодых американцев, отплывающих сражаться во Вьетнаме. Нортон схватил Энни за руку и потащил к выходу.
— Что случилось? — спросила она.
— Ничего, — ответил Нортон. — Только здесь воспроизводится мое прошлое, и я не хочу на него смотреть. Он снова повел ее на базар в рощу.
— Вон Джой, — шепнул он ей. — Тот, что в бейсбольной кепке.
— У него такой унылый вид.
— Давай подойдем к нему, поговорим.
Джой Смоллвуд продавал грубые, яркие картины, на которых были изображены дома, лошади, играющие дети. Когда Энни стала разглядывать их, он радостно заулыбался.
— Мне нравится ваш колорит, — сказала она. — Давно вы пишете?
— Вроде бы, — сказал он. — Говорят, мне это на пользу.
— Я хочу купить эту, — сказала Энни, показав на картину, где двое детей играли в пшеничном поле. — Сколько она стоит?
— Если она вам нравится, возьмите так, — сказал Джой.
— Нет, — запротестовала Энни. — Вот, получите. — И протянула десятидолларовую бумажку. Джой, не глядя, сунул деньги в карман. Нортон подошел и взглянул на парня.
— Джой, ты знаешь меня?
Джой отступил на шаг и задрожал.
— Ты знаешь меня? — повторил Нортон. — Видел ты меня раньше?
— Может быть.
— Где?
— Не знаю. Мало ли где. Вы из полиции?
— Нет, Джой, я не полицейский. Но ты говорил полицейским неправду обо мне.
Джой повернулся и побежал. Нортон и Энни смотрели, как парень лавирует между туристами, пока он не скрылся за старым зданием смитсоновского института.
— Необходимо было пугать его? — спросила Энни.
— Я хотел услышать, что он скажет. Это могло бы помочь.
— Ты поступил жестоко.
— Послушай, это с его помощью хотят навесить на меня убийство.
— Ну, пошли отсюда. А как быть с его картинами? Нортон собрал картины Джоя и попросил девушку у соседнего столика приглядеть за ними.
Когда они повернулись и пошли, им заступил дорогу невысокий приземистый человек с короткой стрижкой.
— Привет, Бен.
— Привет, Ник.
— Мне нужно поговорить с тобой.
— Говори.
— Наедине.
Энни поглядела на Гальяно, потом на Нортона и демонстративно пожала плечами.
— Намек поняла, — сказала она. — Встретимся в Саду скульптур.
— Мы недолго, — сказал Нортон. — А это понесу я. Он взял набитую сумку с кофейными чашками и картиной Джоя и посмотрел, как Энни, длинноногая, стройная, идет по Моллу. Потом повернулся к Гальяно.
— Ладно, Ник, слушаю тебя.
— Противно смотреть, как ты валяешь дурака, — сказал Ник. — Я слышал, ты остался без работы.
— Об этом не волнуйся.
— Я не лишился сна. Но в твоем поведении нет смысла. Боссу оно не нравится.
— Он послал тебя поговорить со мной?
— Перестань мутить воду, пораскинь мозгами, и не будет никаких проблем. Черт возьми, Бен, ты мог бы вернуться и работать у нас. Как в прежние времена.
— От прежних дней ничего не осталось, Ник.
— От тебя ничего не останется, приятель, когда большое жюри разберется с тобой.
— Не думаю. Волноваться тут нужно кое-кому другому.
— Ты создаешь неприятности, — пробормотал Гальяно. — И напрашиваешься на них.
Какое-то время они шли молча. Перед ними была Национальная галерея, Нортон мельком глянул на вьющуюся по ступеням очередь туристов. И ему захотелось оказаться там, а не спорить на тротуаре с придворным шутом, уже не смешным.
— Ты сказал все, что хотел, Ник? Если да, передай своему другу, что я продолжаю поиск.
Гальяно остановился, они повернулись друг к другу.
— Ты ничего не понял, — сказал Гальяно. — Босса это дело не волнует. Он почти ничего не знает о нем. Это ты подливаешь масла в огонь.
Нортону надоело.
— Ник, мне противно слушать о боссе. Пусть он твой босс. Пусть он твой кормилец. Пусть он президент — я это знаю. Но перед законом он отвечает, как и любой человек.
Гальяно подался вперед и приблизил свое лицо к лицу Нортона.
— Зол я на тебя, Бен, — прошептал он. — Ну и зол же я на тебя. Нортону показалось, что Ник хочет его ударить. Он напрягся, приготовясь встретить удар и дать сдачи, однако Ник резко повернулся и быстро зашагал к Капитолию.
Нортон поглядел ему вслед, потом направился к музею Хиршхорна и нашел Энни на скамье в Саду скульптур; она разглядывала роденовского Бальзака. Он взял ее за руку, и они пошли к памятнику Вашингтону. Конкурс воздушных змей продолжался, змеи вздымались и опускались на фоне облаков, окрашенных предвечерним солнцем в розовый цвет.
— Какой прекрасный город, черт возьми, — сказал Нортон. — Как было бы замечательно, если… — Он умолк, подыскивая слова. — Если бы только люди не были сумасшедшими.
Энни рассмеялась.
— Ошибаешься, — сказала она. — Не будь люди сумасшедшими, этого города не было бы вовсе.
Нортон сжал ее руку и, глядя на парящих змей, изо всех сил старался забыть о Нике Гальяно.
В нескольких кварталах оттуда Чарлз Уитмор завязывал в спальне перед зеркалом черный галстук. Ругнувшись, он рывком распустил его, начал завязывать в третий раз, и тут раздался негромкий стук в дверь.
— Чарлз?
— Входи.
Клэр Уитмор вошла в комнату и улыбнулась стараниям мужа.
— Давай я, — сказала она. Он вздохнул и, пока супруга искусно завязывала ему галстук, держал подбородок задранным.
— Знаешь, тебе надо взять слугу, — сказала она.
— Хватит с меня и бывшего, — ответил Уитмор. — Готовил мне рубашки и все такое, это ладно, но ведь он постоянно крутился рядом, изображая старательность, и, когда я надевал брюки, бросался помогать. Черт возьми, можешь ты представить такое? Мужчина помогает другому надевать брюки? Правда, он англичанин. Как его фамилия? Кливс? Ривс? По-моему, вот в чем беда Англии — слишком многим
