возвращении мой добрейший наставник хитро сообщает, что, насколько он слышал, я оставила его величество далеко позади, пусть мы и родились в один месяц. Это звучит как lese-majeste.[15]
Я думаю, от внимания доктора Айлмера не укрылось, что матушка неласкова со мной. Однажды, после одного особенно сурового выговора, он осторожно заметил, что она жестоко разочарованная женщина, преследуемая чувством вины, потому что не подарила батюшке наследника мужского пола. Благодаря ему я начинаю видеть в матушке человеческое существо с достоинствами и недостатками, как у всякого другого, а не просто деспотичную родительницу. Удивительно, но это придает мне мужества при случае оказать ей сопротивление и не позволить запугать себя.
– Лови! – кричу я, швыряя тряпичный мячик Мэри. Она, как обычно, упускает его и ползет за ним вслед. Она кроткий, флегматичный ребенок и, подобно Кэтрин, спокойно примет свою участь.
На другом конце галереи появляется матушка.
– Пора спать! – объявляет она. – Уложи ее, и побыстрей!
Отчего такая спешка? Почему она так хочет, чтобы Мэри убралась с глаз долой? Я не могу не почувствовать возмущения за свою невинную сестру.
– Позвольте ей еще немного поиграть, сударыня, – прошу я.
– Почему ты вечно мне прекословишь? – шипит миледи. – Даже по такому пустяку, как этот?
Я выдерживаю ее холодный взгляд. Впервые я не опускаю глаз.
– Спать, я сказала, – с угрозой повторяет она. Затем, поскольку я медлю, собираясь с духом, чтобы ей возразить, она дергает меня за ухо. – Я заставлю тебя слушаться, Джейн, чего бы это мне ни стоило.
– Разве я непослушная? – взрываюсь я. – Или все это оттого, что я не сын, которого вы хотели?
Это было непростительно, но я не могла ничего с собой поделать.
– Да как ты смеешь! – кричит матушка и больно щиплет меня за нежную кожу на руке.
Завтра в этом месте будет синяк, как и много раз прежде. Но мне все равно. Я слишком тороплюсь выплеснуть свои долго копившиеся обиды и гнев.
– Вы наказываете меня за малейшие проступки, даже за то, чего я не совершала! – кричу я. – Ладно я была бы дурным ребенком, но я не такая! Я очень стараюсь хорошо себя вести и держаться с почтением, но вам ведь не угодишь! Будь я мальчиком, вы бы наверняка лучше со мной обращались. Но, увы, я не мальчик. Я всего лишь нежеланная девочка.
Я потрясена собственной вспышкой, да и матушка тоже. Впервые она лишается дара речи. Но быстро приходит в себя.
– Ты, должно быть, заболела или сошла с ума, что говоришь мне такие слова, – шипит она. – Отправляйся в свою комнату. Ты будешь сидеть там на хлебе и воде, пока не раскаешься и не попросишь прощения.
Я выдерживаю два дня заключения. Со мной никто не разговаривает. Миссис Эллен, с трагическим лицом, приносит мне мою скудную порцию, но молчит, явно опасаясь вызвать гнев матушки. Наконец, я смиряюсь; я совершила поступок, достойный такого наказания. И все же почему меня надо наказывать за то, что я сказала правду?
Я не могу больше этого выносить. Я отправляюсь в комнату миледи, становлюсь на колени и прошу простить меня. Она сдержанно кивает, поджав губы, и отпускает меня. Несколько дней спустя она снова снизойдет до разговоров со мной.
Я, кажется, прощена.
– Что творится при дворе! – кричит матушка. – Генри! Джейн! Кэтрин! Вы только послушайте!
Мы спешим вслед за ней в большую комнату, где она оборачивается к нам с раскрасневшимся от возбуждения лицом и объявляет:
– Лорд-адмирал женился на королеве! Леди Хартфорд пишет, что адмирал сообщил об этом регенту, и тот ужасно разгневался. Однако ему ничего не оставалось, как только уведомить о браке совет да выразить свое осуждение, поскольку закона они не нарушали.
– Новость уже обнародовали? – спрашивает батюшка.
– Да. Люди недовольны. Общественное мнение против этого брака.
– Ничего удивительного, – замечает он. – Так скоро после смерти короля!
– Я всегда говорила, что она ничем не лучше других, – фыркает матушка. Я хмурюсь: совсем недавно она почитала за честь быть в числе друзей королевы. – По крайней мере, она не нагуляла себе пуза. Вот это был бы настоящий скандал!
– Надо думать, брак был освящен, как полагается, в присутствии свидетелей? – спрашивает батюшка. – И нет никаких подтверждений прелюбодеяния?
– Разумеется. Но кто может сказать, что там было до венчания? По-моему, такая поспешность совершенно возмутительна. Неужели нельзя было выждать положенное время? Мой бедный дядя еще не остыл в своей могиле.
Батюшка улыбается:
– Сомневаюсь, что герцогиня Сомерсетская обрадовалась этому событию. Теперь ей придется подвинуться, чтобы дать место жене своего презренного деверя. Как это для нее унизительно!
– Что меня удивляет, так это поведение короля, – говорит миледи. – Он сам написал вдовствующей королеве и поздравил ее со вступлением в брак. Но вопреки пожеланиям совета. А леди Мария страшно обиделась. Она написала лорд-адмиралу уничижительное письмо.
– Сомневаюсь, что после этого они с королевой останутся друзьями, – замечает батюшка.
– Она ожесточившаяся старая дева, – говорит матушка. – И ничего не смыслит в мужчинах и в любви.
Батюшка снова улыбается:
– Помнишь, как королю Генриху нравилось оскорблять ее невинность и как он заставлял сэра Фрэнсиса Брайана говорить при ней вольности? А она не понимала, о чем идет речь.
– Ну, она достаточно осведомлена в таких делах, чтобы беспокоиться о нравственности своей сестры Елизаветы и написала ей, советуя быстрее покинуть дом королевы. Будто это поможет. Малышка Елизавета и сама не глупа. Она знает, где ей лучше. Она поступит по своему разумению, и я держу пари, что она не уедет.
– Дурному ее там не научат! – усмехается батюшка. – Королева и адмирал сочетались законным браком и живут не во грехе. Разве что произошло это слишком скоро и она могла бы подыскать себе партию и получше, но теперь уже поздно сожалеть.
– Она его любит. – В голосе матушки сквозит презрение к подобной слабости. – Она давно на него глаз положила, еще до того, как мой дядя на ней женился. Теперь же она позволила своим чувствам взять верх над здравым смыслом. Я считала, что она мудрее.
– Что ж, они получили королевское благословение, так что к ним не придерешься. Я и не думал, что Сеймур в таком фаворе у короля. И, если задуматься, их союз может оказаться нам на руку. Вспомни о предложении адмирала. – Он поглядывает в мою сторону. – Пусть все уляжется, и тогда я пересмотрю свое решение. В конце концов, королева лучше кого бы то ни было годится на роль опекунши.
Я смутно осознаю, что разговор касается меня. Неужели адмирал предложил, чтобы я погостила у королевы в Челси? Если бы это было так и мои родители дали бы согласие, я стала бы самой счастливой девочкой на свете.
Королева Екатерина Парр
Сегодня мы ужинаем в компании милорда и леди Дорсет. Том был прав. Не успели мы объявить о нашей свадьбе, как милорд со всех ног бросился к нам с просьбой принять его дочь под нашу опеку. Он сам нас просит! И вот мы все сидим в гостиной, пьем пряное вино и обсуждаем условия сделки. Том полон воодушевления.
– Только вчера, – рассказывает он его светлости, – епископ Бейл, к мнению которого прислушивается король, сообщил мне по секрету, что он убежден: именно вашу дочь, леди Джейн, его величество желал бы взять в жены.
– А у самого короля вы спрашивали? – интересуется Дорсет.
В его глазах ясно читаются алчность и честолюбие. На мгновение я задумываюсь, куда это все нас заведет и стоит ли вообще ввязываться в столь хлопотное дело.
