доме. Но адмирал, дабы развеять все сомнения на этот счет, написал моим родителям, что старая леди Сеймур переезжает к нему и станет вместе с королевой радеть о моем благополучии. А за компанию, добавил он, мне посчастливится находиться в обществе леди Елизаветы, моей августейшей кузины. Я так счастлива, что по ночам от волнения едва могу уснуть.
Когда наступает день отъезда, в мою комнату величественно вплывает матушка и требует от миссис Эллен и горничных удостовериться, что все необходимое было упаковано и ничего не забыто. Затем она оборачивается и придирчиво осматривает меня с ног до головы. Сегодня утром я попросила миссис Эллен одеть меня в простое платье черного бархата с белой парчовой оторочкой по рукавам. Мой наряд украшают несколько камней, на голове простой черный французский капор со шлейфом. Я недавно прочитала, что целомудренной протестантской деве подобает одеваться просто и скромно.
– И куда это ты собралась в таком виде? – набрасывается на меня матушка.
Я внутренне собираюсь с духом. Скоро мне не нужно будет бояться ее нападок.
– Я не вижу ничего дурного в моем наряде, миледи. Мне казалось, я одета весьма уместно.
– Ничего подобного! Твое платье похоже на траурное. Господи, да ты едешь к королеве! Из уважения к ней имей совесть, оденься прилично! Ты не такая уж ослепительная красавица, чтобы не заботиться о том, как ты выглядишь! Могла бы уже понимать!
– Совсем наоборот, миледи, я позаботилась о своем внешнем виде, – спокойно отвечаю я. – Уверена, что королева по достоинству оценит мое желание одеваться так, как подобает благочестивой протестантке. Я читала, что оборки и побрякушки – это не что иное, как папистские излишества.
Ну вот, я наконец-то произнесла их – слова, которые меня так и подмывало произнести с тех пор, как я их вычитала. Я знаю, что это оскорбление, поскольку матушка сама одета в платье кармазинного атласа с золотым шитьем и с оторочкой из разноцветного жемчуга. Кроме того, она обвешана драгоценными камнями.
Матушка залепляет мне пощечину. Я морщусь, но не издаю ни звука. Она багровеет и тяжело дышит.
– Ты попросишь за это прощения на коленях.
Я молчу.
– Ты оскорбила меня, ты, наглая девчонка! Сейчас же становись на колени и проси прощения, а затем переоденься в подходящую случаю одежду и впредь не перечь старшим в таких вещах!
– Миледи, я не буду извиняться, потому что не сделала ничего дурного.
Вторая пощечина.
– На колени! Иначе я напишу королеве, что мы передумали и ты никуда не едешь!
Этого пережить я не могу. Она загнала меня в угол, и ей это известно. Я с неохотой опускаюсь на колени и шепчу:
– Я молю вас о прощении, миледи.
– Довольно, – говорит она. – Так, миссис Эллен, платье зеленого дамаста с темно-рыжей юбкой и изумрудную подвеску.
Мы с миссис Эллен украдкой переглядываемся, но сказать тут нечего. И вот, пышно одетая и укутанная в меха от январской стужи, я спускаюсь в главный холл и снова становлюсь на колени, чтобы получить родительское благословение.
Затем я сажусь в коляску и отправляюсь со своим эскортом на юг, к свободе.
Королева Екатерина раскрывает мне навстречу объятья, когда я делаю реверанс.
– Никаких церемоний, Джейн. Добро пожаловать в Челси. Надеюсь, здесь ты будешь счастлива. – Она выпускает меня из своих теплых объятий, чтобы улыбающийся лорд-адмирал тоже мог со мной поздороваться.
– Боже, какая ты красотка, – смеется он, отступая назад, чтобы поглядеть на меня. – И как подросла!
– Немножко, милорд, – отвечаю я, понимая, что он говорит так только по доброте душевной. Я знаю, что я мала для своих десяти лет.
– Здоровый свежий воздух пойдет тебе на пользу, – говорит королева, когда мы идем с ней от пристани, где причалила моя лодка, по дорожке, что вьется меж ухоженных правильных садов в сторону веселого дворца из красного кирпича, чьи створчатые окна сияют в зимнем солнце. В главном зале, с его толстыми балками под крышей и гербовыми витражами на окнах, ждет моя кузина, леди Елизавета, которая целует меня в обе щеки и окидывает оценивающим взглядом.
В свои четырнадцать лет Елизавета гораздо выше меня, и все же между нами много сходства. У нас рыжие волосы, как у всех Тюдоров, и у обеих они разделены прямым пробором и убраны под французский капор. Мы обе очень худы, с бледной кожей в веснушках, острыми подбородками и темными настороженными глазами. У нас красивые руки и длинные тонкие пальцы. Я сразу замечаю, что Елизавета не упускает возможности, чтобы выставить их напоказ. Кузина, я боюсь, весьма тщеславна.
– Многие принцы просили моей руки, – хвастается она, когда мы с ней позже сидим у окна и ждем, пока нас пригласят к ужину. – Все думают, что однажды я сделаю превосходную партию.
– Ваше высочество наверняка пользуется большим успехом, – говорю я, хотя втайне уверена, что она преувеличивает.
– Ах, это все так досадно! – заявляет она. – Я не хочу выходить замуж и всю жизнь прислуживать мужчине. Я бы хотела быть сама себе госпожой. И мне не улыбается из года в год рожать детей. Это меня пугает.
Это что-то новенькое, если не сказать больше.
– Но наш долг выходить замуж и приносить наследников нашим мужьям, – говорю я.
– Долг! Екатерина Арагонская исполняла свой долг и рожала всех этих мертвых детей и под конец за все свои страдания получила развод. Джейн Сеймур умерла, исполняя свой долг. А Екатерина Говард… – Осекшись, она закусывает губу. Она, без сомнения, вспоминает и о своей матери. – Ладно. Когда придет время, я дам всем понять, что хочу жить и умереть девственницей.
Обернувшись, она пронзает меня взглядом.
– Вы ведь думаете, что это невозможно, кузина? Что ж, позвольте мне вам кое-что рассказать. В этом мире есть способы делать вид, что вы подчиняетесь планам других людей, пока вы на самом деле сидите тихо и тянете время. А затем время уже ушло, и вы вольны поступать так, как вам вздумается.
Я не понимаю смысла ее речей, но вяло киваю.
– Вот потому-то вы и здесь, ясно?
– Почему? Это вы о чем? – удивляюсь я.
– О том, что адмирал взялся устроить ваше замужество.
Ну конечно. Я подозревала, что меня отправили в Челси не только ради моего здоровья и счастья.
– Они вам так сами сказали?
– Ну, королева кое-что говорила, – уклончиво отвечает Елизавета. – Подробностей я, разумеется, не знаю. Но адмирал говорит, что вы лучший приз для любого мужчины. Как скаковая кобыла! – хихикает она.
– У меня было предчувствие, – бормочу я. – Разве это справедливо, что никто не спросил моего мнения?
– Ну это как всегда, – говорит Елизавета. – Мы ведь женщины. Мужчины думают, что наше мнение не в счет. Но мы не так слабы и безмозглы, какими они нас представляют. Помните об этом, Джейн. Мы также наделены силой, решительностью и умом – всеми теми качествами, что достойны восхищения. Если вам не нравится муж, которого для вас выбрали, идите на хитрость. Всегда найдется способ избежать нежеланного замужества.
Я представить себе не могу, как я могла бы такое проделать.
– И почему мы вообще обязаны выходить замуж? – продолжает Елизавета. – В одинокой жизни так много удовольствий. Книги, музыка, общество друзей и даже легкий флирт с мужчинами!
Я пораженно слушаю.
Взглянув мне в лицо, она хохочет:
– Да, Джейн! Все это можно себе позволить, если действовать с умом. Можно делать все это и ничего больше, если захотеть. Нет нужды отказывать себе в удовольствиях лишь потому, что ты не замужем.
