– Ничто не доставит мне большего удовольствия, – улыбается он.
Когда мы бродим по дорожке между цветочными клумбами, Том слегка приобнимает меня за плечи и бормочет:
– Я до сих пор думаю о вас с нежностью, Кэт.
Радость вспыхивает во мне. Этого я не ожидала. Значит, он все еще любит меня.
– Я знаю, что пока рано, – говорит он, – но могу ли я надеяться, что однажды вы тоже ответите мне симпатией, как это было четыре года назад?
Его рука по-прежнему обнимает меня за плечи. Я всем телом ощущаю это прикосновение.
– Пока еще слишком рано, – говорю я ему. – Но я была бы рада видеть вас снова.
– Ничто не могло бы обрадовать меня сильнее, – отвечает он с улыбкой. – До свидания.
Три дня спустя он возвращается с букетом цветов. Он вспомнил, что я очень люблю цветы. Мы снова гуляем в садах в сопровождении моих фрейлин, следующих за нами на почтительном расстоянии. Говорим о политике, о придворных новостях, о наших общих знакомых, обо всем на свете, кроме чувств, которые испытываем друг к другу. Затем мы возвращаемся в дом подкрепиться вином и засахаренными фруктами, прежде чем Том тепло со мной прощается.
Дни становятся длиннее. Я живу по своему распорядку: руковожу занятиями леди Елизаветы, шью у себя в комнате, болтаю с фрейлинами – провожу время в надежде, что скоро снова заглянет Том.
На этой неделе он заходил еще трижды, возвращая свет и радость в мою жизнь. И чувство опасности.
– Том, – протестую я, – пойдут пересуды. Будет скандал, мне нужно думать о своей репутации. Король умер совсем недавно, люди будут возмущены тем, что его вдова, которую все считали благочестивой, развлекается с другим мужчиной.
– Ах, боже мой, если б вы и впрямь развлекались со мной! – откровенно усмехается Том.
– Как вам не стыдно! – упрекаю я его, краснея.
Вместо ответа он обнимает меня и целует в губы глубоким и долгим поцелуем. Я никогда еще не ведала такого счастья, но нас в любую минуту могут обнаружить, ибо мои фрейлины совсем близко, так что вопреки своей воле я вырываюсь и отступаю.
– Я настаиваю, чтобы мы сохраняли свою дружбу в тайне! – объявляю я.
– Дружбу? – переспрашивает Том, приподнимая бровь. – Я бы назвал это по-другому.
Он снова меня целует, и снова я вырываюсь.
– Вы пока что будете являться сюда только под покровом темноты, – распоряжаюсь я. – Дайте мне знать, когда вы придете, и я оставлю калитку в стене незапертой. Я сама впущу вас в дом.
В его глазах светится предвкушение.
– Для меня нет ничего более желанного, как приходить к вам ночью, – многозначительно говорит он.
Как бы мне хотелось признаться ему, сколь глубоко отзываются во мне его чувства, но я не смею. Вместо того я заявляю:
– Милорд! Я в возмущении от вашей дерзости!
– Ах, но она вам по душе, моя Кэт! Вам она очень нравится на самом-то деле, – бесстыдно парирует он.
– Что это с нами, Кэт? – бормочет Том, обнимая меня на скамье у камина.
Я поступилась нормами морали во имя секретности и привела его к себе в спальню. Но предупредила, что дальше скамьи ему не пробраться. Я оборачиваюсь к нему:
– Точно не знаю, но мне это нравится.
Том напрягается.
– Это любовь, верно? – говорит он, пристально глядя на меня.
– Да, – шепчу я.
Мы вдруг крепко стискиваем друг друга в объятьях, и он страстно целует меня, щупая языком мой язык. Мы не можем насладиться друг другом.
– Мне не верится, что Господь послал мне тебя, – говорю я.
– Мы должны пожениться! – заявляет Том, когда мы, задыхаясь, ослабляем наши объятья.
– Должны, – соглашаюсь я, – но не сейчас.
– Почему же, любовь моя? Мы можем держать это в секрете, а я продолжу навещать тебя по ночам. С той разницей, что, конечно, буду спать с тобой вон в той постели. Либо не спать – уж как получится. – Он игриво на меня поглядывает, а во мне вдруг поднимается тревога.
– А что, если мне случится забеременеть так скоро после смерти короля? – спрашиваю я. – Может возникнуть подозрение, что это его ребенок. Поднимется ужасный шум. Представь себе, какой будет скандал! Мы должны подождать, по крайней мере, до конца траура.
– Кэт, – уговаривает Том, целуя меня так медленно и чувственно, что я просто таю, – тебе тридцать пять лет. Для всех твоих престарелых мужей ты была, по сути дела, почетной нянькой. Подумай хоть немного о себе, о своем собственном счастье. Вообрази, каково это – иметь в постели настоящего мужчину…
Его губы и пальцы как нельзя более убедительны. Зачем лишать себя того, чего я желаю больше всего другого, говорю я себе, отбросив здравый смысл, рассудительность и соображения морали. До рассвета я и впрямь успеваю почувствовать, каково это – быть в постели с настоящим мужчиной, и соглашаюсь выйти за него замуж в течение недели.
Том, через Фоулера, передает королю записку с просьбой благословить наш брак. Набитый золотыми монетами кошелек сопровождает эту просьбу. Фоулер возвращается с радостной вестью о том, что его величество одобряет наш союз и готов держать его в тайне.
Когда апрельские почки начинают лопаться на деревьях, нас венчают в Челси. Никто об этом не знает, кроме моего капеллана и двух доверенных фрейлин. Пока что наше счастье остается тайной, ибо мы условились отложить объявление о браке до более подходящего момента. Том по-прежнему живет в своем лондонском доме, посещая меня по ночам – ах, какое счастье лежать в его объятьях! – и посылая мне каждый день письма, полные любви. Когда он приходит, у нас нет времени для разговоров. У нас есть более интересные занятия, ибо он всегда торопится, и часы, улученные для свиданий, летят слишком быстро.
Сегодня Том является в дурном расположении духа; он слишком взбудоражен, чтобы заниматься любовью.
– Они собираются посватать короля за принцессу Елизавету Французскую, – сообщает он мне. – Это возмутительно – женить его на католичке! И когда я попробовал добиться объяснений от моего братца, он лишь ответил, что это выгодно, потому что иначе нам не задобрить Францию. Мы нуждаемся в дружбе короля Генриха. «Черта с два, – сказал я. – Кому придет в голову доверять французу?» И спросил моего бесценного братца, как король примет невесту-католичку, если в его королевстве запретили мессу?
Я притягиваю Тома к себе, заставляя сесть рядом со мной на скамью, и нежно спрашиваю:
– И что же он сказал?
– Понес какую-то чушь, что вроде бы его величество заставит ее осознать свою ошибку, – отвечает Том. – Я сказал ему, что его величество этого не одобрит и предпочтет жениться на протестантке, но он разве станет слушать? Нет. Если уж он вбил что-то себе в голову, то его не переубедишь.
– Идем в постель, любимый, – зову я, обнимая его. – Сейчас мы ничего не сможем сделать. Утро вечера мудренее. У нас и без того мало времени.
– Ты права, Кэт, – устало соглашается он. – Идем в постель, дорогая. Сними-ка свою сорочку.
На рассвете Том будит меня.
– Милая, у меня созрел отличный план! – объявляет он.
– Ммм?.. – бормочу я, разомлевшая от сна и счастливая от вида его лица на подушке рядом со мной.
– Превосходный план, который принесет мне безграничную благодарность короля.
– И что же это за план? – зеваю я.
– Кэт, – говорит он, заключая меня в объятья и целуя, – в Европе, возможно, не так уж много принцесс-протестанток, как недовольно указал мне мой братец, но достойная невеста для нашего короля
