следующий день вздохнул свободно. Рокотова успевала справляться и со своим институтом, и с университетом Садовского.
– Виктор Николаевич, нам нужно поговорить, – сказала она через пару недель работы. Он думал, что разговор пойдет о зарплате. Или, может, она станет проситься на постоянную работу?
Рокотова, как когда-то Морозов, тоже сказала Садовскому, что он дурак. Не прямо, конечно, сказала. Она просто открыла ему глаза на то, что происходит в его университете. Как бы ни прятался он за спину Давыдова, как бы ни доверял опыту и въедливости Кругловой, отвечать за все будет он один. И будет, за что отвечать!
Университет перспективных технологий, готовивший в числе прочих специалистов по экономике и праву, оказался беспомощным в области этих самых экономики и права, как дитя. Взятки брали все преподаватели, начиная со вступительных экзаменов и заканчивая защитой дипломов. На каждом факультете, в каждой студенческой группе обретались мертвые души, которые благополучно перешагивали с курса на курс и в результате получали дипломы. Куда текли от них деньги, а деньги, безусловно, текли, Садовский даже не подозревал. По адресу университета были зарегистрированы десятки фирм, за железными дверями арендаторов развернулись производства и лаборатории, по которым явно тосковала экологическая милиция.
Чем дальше она говорила, тем хуже чувствовал себя Садовский. До сих пор он тешил себя надеждой, что ничего ему не грозит именно потому, что он ничего не знает, но теперь пелена с его глаз спала, и ректор понял – когда жареный петух клюнет, то клюнет именно его!
Он просил Рокотову остаться, она не согласилась. Но как все хоть сколько-нибудь исправить и где подстелить соломки, расписала. Ее записи, помнится, до сих пор лежат у него в столе. Но вернулся Давыдов и в ответ на возмущение Садовского с укоризненной улыбкой махнул рукой. Баба, курица, что она понимает в делах? Везде все схвачено, всем заплачено, все улажено. И никакая ответственность Садовскому не грозит, никакая тюрьма на горизонте не маячит.
Ректор очень хотел поверить своему заместителю. И поверил. А Машины записи спрятал в стол. Действительно, что она понимает, курица…
А потом Садовский случайно узнал, что Рокотова больше не работает заместителем директора в своем институте. Говорили, сама ушла. Ну, конечно, кто ж сам уходит с такого теплого места. Мужиком ее заменили. Сняли, наверняка, сняли. Вот теперь она работает простым журналистом в областной газете.
Но с недавних пор все, о чем она предупреждала Виктора Николаевича, начало сбываться. Сначала на чертовой стройке погиб сторож. Сгорел, запекся, закоптился в своем вагончике. Пьяный. Садовский не знал даже, как сторожа звали. Он и вагончика-то этого в жизни не видел. Это Быр-Быр занимался охраной недостроя. Но в прокуратуре дело завели не на Давыдова, а на ректора, на Садовского.
Следователь прокуратуры прислал повестку. Ректор и проректор долго совещались и решили, что являться по повестке пока не стоит. На следующий день из прокуратуры прибыл вооруженный конвой. Садовский перепугался так, что сбежал через черный ход и в панике стал звонить Маше Рокотовой. Она выслушала, велела успокоиться и идти в прокуратуру самому. А в сопровождающие прислала своего знакомого, адвоката Камо Есакяна.
Садовский не то чтобы был националистом, нет, конечно, но лицам кавказской национальности как-то не доверял. Честно говоря, терпеть он их не мог! Но деваться было некуда: кроме Маши и этого Есакяна никто не рвался ему помогать. А Давыдов? Давыдов нажрался, как свинья, и, когда Садовский спасался бегством, спал в своем кабинете прямо на паркетном полу.
Адвокат Камо Есакян спас ректора Садовского и от позора, и от наказания. Каким-то чудом оказались на столе у следователя все нужные инструкции с подписями потерпевшего сторожа, результаты судебной экспертизы, подтверждавшие, что погибший был пьян, как заспиртованная вишня. Веским доводом в пользу невиновности ректора стала и коробка настоящего армянского коньяка. Садовский получил символический штраф, дело закрыли и о неприятном происшествии быстро забыли.
Садовский хотел взять на работу Есакяна, но тот запросил неподъемную цену за свои услуги. И еще посмеялся, сказал, мол, сапожник вы без сапог: правоведов учите, а сами без юриста обходитесь.
Понемногу все совсем было наладилось, юрисконсульт в университете появился, аренду взяли под контроль городские власти, на стройке доворовали все самое ценное, а с голых стен взять было уже нечего. Тут-то и произошло второе несчастье: на экзамене в зачетке одной не в меру продвинутой студентки оказались меченые купюры. Как только они перекочевали в карман экзаменатора, в аудиторию ворвалась милиция. Экзаменатором был – ни много, ни мало – проректор по научной работе. Сначала его даже арестовали, потом выпустили под подписку о невыезде. Трясли весь университет. Трясло и Садовского. Ведь он тоже брал, и со студентов, и с аспирантов, и у Давыдова. А нужно было ходить на работу, руководить, принимать решения и экзамены. А он мог только пить в компании Давыдова, которого трясло, пожалуй, даже больше, чем самого ректора.
Проректора по научной работе похоронили уже через неделю после того рокового экзамена. Не выдержав позора и угрозы судебного разбирательства, он застрелился у себя дома из охотничьего ружья.
Наверное, это был тот самый момент, когда Садовский окончательно выпустил из своих рук штурвал и перестал управлять университетом. Это почувствовали все, и ученый совет поставил вопрос ребром: либо проректором по научной работе будет назначен профессор Зайцев, либо совет инициирует перевыборы ректора досрочно, причин будет больше, чем достаточно. Виктор Николаевич понимал, что шансов победить в тот момент у него практически не было, и потому Зайцев стал проректором.
Через пару месяцев ректору стало просто нечем заняться. Зайцев и Давыдов разобрались с университетом без него. Он стал исполнять лишь представительскую, формальную роль. Пить он с тех пор стал один, запершись у себя в кабинете под предлогом работы над монографией.
Бог любит троицу. И вот теперь на голову Садовского свалилось третье бедствие: маньяк на недострое. И черт его дернул выбрать именно это место! Шел бы в какой-нибудь парк, к дачам, а еще лучше – к коттеджному поселку. Так нет же, принесло перед самыми выборами…
Трудно сказать, на что надеялся Садовский накануне этих выборов. Возможно, лишь на то, что не позволил Зайцеву провести сокращение и выпереть из университета всех тунеядцев. Или на тех, с кем проректор успел поссориться, расставляя на свой вкус руководителей на кафедры и факультеты. Недовольные были, и Садовский надеялся, что их достаточно для того, чтобы он победил с перевесом хотя бы в один голос. Впрочем, если Бог действительно любит троицу, то надежды все-таки нет, этот, катившийся к концу срок был именно третьим.
Цифра три почему-то не давала Садовскому покоя. Она мерещилась и маячила перед глазами. Третий срок заканчивается, третий раз вызывают его в прокуратуру, три недели осталось на подготовку к выборам.
