— То есть щеночках. Э? Подумайте о них.
— Ну. И че с ними не так?
— О… да так. Ничего.
— Но все умрут, — сказал Моркоу.
Коэн пожал своими иссохшими плечами.
— Все умрут, рано или поздно. Мы всегда это говорили.
— Никого не останется, чтобы помнить, — сказал менестрель, как бы сам себе. — Если никто не выживет, то никто не будет помнить.
Орда повернулась к нему.
— Никто не будет помнить, кем вы были и что вы делали, — продолжал он. — Ничего не останется. Не будет песен. Никто не будет помнить.
— Ладно, — вздохнул Коэн, — допустим, вы правы. Я не…
— Коэн? — раздался необычно обеспокоеный голос Маздама. — Помнишь, ты сказал мне «нажимай на поршень»?
— Да?
— Этого не надо было делать?
Бочонок шипел.
— Ты его нажал? — спросил Коэн.
— Ну да. Ты же сказал.
— Его можно остановить как-нибудь?
— Нет, — сказал Ринсвинд.
— А отнести его подальше?
— Если ты сможешь пробежать десять миль очень, очень быстро, — сказал Ринсвинд.
— Парни, становись в круг! Не ты, менестрель, здесь работа для мечей… — Коэн поманил героев рукой, и они быстренько собрались в кучку.
— Хорошо, — сказал Коэн. — Ты правильно записал все наши имена, господин Певун?
— Конечно…
— Вперед, ребя!
Они вскинули бочонок на кресло Хэмиша. Маздам полуобернулся, когда они толкали его.
— Эй, бард! Ты точно записал про то, как я…
— Уходим! — закричал Коэн, одергивая его. — Увидимся, госпожа МакГэри.
Она кивнула и отошла.
— Знаешь, как это бывает, — печально произнесла она. — Правнуки на подходе и все такое…
Инвалидное кресло набирало скорость.
— Назови меня самым первым! — проорал Коэн.
— Что они делают? — спросил Ринсвинд, глядя, как сресло катится вниз по улице к далеким воротам.
— Они ни за что не успеют скатить его с горы, — сказал Моркоу, срываясь с места.
Кресло проехало под аркой в конце улицы и поскакало по булыжникам.
Ринсвинд, спешащий за ним, увидел, как кресло подпрыгнуло и исчезло в десятимильной воздушной пропасти. Ему показалось, что он расслышал постепенно затихающие слова: «Может нам заорать что- нибууууууу…»
Кресло, несколько силуэтов и бочонок становились все меньше и меньше, пока в конце концов не растворились в туманном пейзаже из снега и острых камней.
Моркоу и Ринсвинд смотрели им вслед.
Через некоторое время волшебник краем глаза заметил Леонарда. Тот мерял пульс, считая про себя.
— Десять миль… хмм… с поправкой на трение воздуха… пусть будет три минуты плюс… ага… да, точно… нам надо отвернуться… да… Сейчас. Да, я думаю, это было неплохой иде…
Даже сквозь закрытые веки было видно, как мир окрасился в красный.
Когда Ринсвинд подполз к краю, то увидел далеко внизу небольшой зловещий красно-черный круг. Через несколько секунд сколоны Кори Челести сотряс гром, вызвавший шквал лавин. Но и они утихли.
— Думаете, они смогли выжить? — спросли Моркоу, вглядываясь в снежный туман.
— Хм? — ответил Ринсвинд.
— Если они не выживут, это будет неправильно.
— Капитан, они падали с высоты десять миль и попали прямо во взрыв, который сравнял с землей горы, — сказал Ринсвинд.
— Они могли приземлиться в очень глубокий сугроб на одном из уступов, — предположил Моркоу.
— Или, может быть, там пролетала стая огромных и очень мягких птиц? — спросил Ринсвинд.
Моркоу закусил губу.
— Но с другой стороны… пожертвовать собой, чтобы спасти весь мир… это прекрасный конец.
— Но они же сами собирались этот мир подзорвать!
— Очень смелый поступок, между прочим.
— В некоторых смыслах да.
Моркоу печально покачал головой.
— Мы могли бы спуститься и проверить.
— Там огромное кипящее озеро раскаленного камня! — вспылил Ринсвинд. — Им потребовалось бы чудо!
— Надежда всегда остается.
— Да? А еще всегда остаются налоги. Хотя в принципе, это одно и то же.
Моркоу вздохнул и распрямился.
— Надеюсь, ты не прав.
— Ты надеешься, что я не прав? Давай, надо выбираться. Нам же не нужны неприятности, верно?
За их спинами Вена высморкалась и убрала платочек обратно в свой бронированый корсет. Настало время, подумала она, следовать за запахом лошадей.
Обломки Змея вызвали острый интерес, но без понимания, среди божественного населения. Они не понимали, что это такое, но это совершенно точно было им не по душе.
— Я так думаю, — сказал Слепой Ио, — что если мы хотели, чтобы люди летали, то мы дали бы им крылья.
— Ну, мы фе дали им метлы и магифеские кофры, — сказал Оффлер.
— Ой, ну они же магические. Магия… религия… это же почти одно и то же. А это — попытка пойти против природы. Так же кто угодно сможет летать, с такой-то штукой, — он содрогнулся. — Люди смогут смотреть на богов сверху вниз!
Он посмотрел вниз на Леонарда Щеботанского.
— Зачем ты это сделал?
— Вы дали мне крылья, показав птиц, — ответил Леонард. — Я только скопировал то, что увидел.
Большинство богов молчали. Как профессиональные верующие — а боги в этом деле большие профессионалы — они старались не лезть в наглое вмешательство в божественные дела.
— Мы не узнаем в тебе верующего, — сказал Ио. — Ты что, атеист?
— Думаю, можно сказать, что я вполне определнно верю в существование богов, — сказал Леонард, оглядываясь по сторонам. Это удовлетворило всех, кроме Рока.
— И это все? — спросил он.
Леонард немного подумал.
— Думаю, я верю в тайны геометрии, цвета в луче света и непостижимость сущего, — сказал он.
— Так значит, ты не религиозен? — произнес Слепой Ио.
— Я художник.
— Это значит «нет», верно? Хотелось бы уточнить.
